- Не нравится мне этот район. Как из «Преступления и наказания».
Мы шли с Сашкой, моим другом, по Таллинской. Вот и дом «Жатвы – церкви большого города», в которой намечался «Вечер хвалы и поклонения» - концерт христианской музыки. Так заявлялось в одном из многочисленных объявлений, которыми заклеен весь Васильевский остров. Мы, конечно, понимали, что идём не на обычный сольник этнопевицы. Но кто знал, чем это на самом деле обернётся?
«Привет, пупсик!»
Пластиковые окна, камеры, блеск современности, архитектура, типичная для протестантских храмов. На заборе плакат: «Где окажешься ты, когда грянет реальность?». Вход находим с трудом – его обозначает едва видный крест. По соседству – благотворительный фонд. Входим. У огромного люминесцентного креста дремлет пожилая бедно одетая женщина, хохочет группа молодых людей, взрослые обсуждают что-то с беспечным видом. "Славлю, славлю, славлю тебя", – грохочет наверху. «Что, уже начали славить?» - усмехается мужчина, и компания начинает гоготать. «Привет, пупсик», - мурчит одна молоденькая обладательница айфона и чмокает другую. Скукожившись у окна, дико озирается зеленоволосый юноша. Всматриваемся в объявления. «Христианский танцевальный клуб. Хип-хоп. Брейк». В голове возникает образ священника в рясе и с бородой, вертящегося на голове под «суровый рэп». Со следующего объявления с текстом «Подростковый клуб «Скала» мне заявляют, что я уникальна, и обещают помочь стать героем.- Вы верующие? – с энтузиазмом спрашивает девушка.
- Сомневающиеся.
- А зачем пришли?
- Музыку послушать, - отвечаю с недоумением.
- Понятно…Раздеться можно внизу.
Спускаемся в подвал, оборудованный под гардероб, больше похожий на подсобку. Рядом с вешалками стоят обшарпанные шкафчики с надписями вроде «Оля. Второй класс». Сверху лежат истрёпанные учебники за шестой и седьмой, газеты и ещё какой-то хлам, наверное, для воскресной школы.
Концерт задерживается на полчаса. Наверху продолжает долбить однообразная музыка. Наконец появляется главный «жатвенник»: пастор, так похожий на Хью Лори. Глаза его красны и отёчны, на фоне добродушной и спокойной паствы он выглядит довольно нервным.
Четыре спартанца и чебурашка
Наконец заходим в зал. Никаких церковных атрибутов, типичная и серая аудитория для собраний. На небольшой сцене группа музыкантов.- Христиане, прежде всего, поклонники. Это часть нашего призвания, - начинает действо главный «гвоздь программы» этно- и оперная певица с Украины. - А теперь давайте немного раскрепостимся, отложим все переживания и будем смотреть на Бога. И все вместе: «Слава Господу!»
Звучит песня. Мелодией и ритмом она походит на извечную итальянскую «Мамму Марию» и длится минут двадцать, как и все последующие. Паства пританцовывает, аплодирует и подпевает. Строчка «Наш бог великий, он всемогущий» повторяется бесчисленное количество раз.
Апогея действо достигает на «Славлю, славлю, славлю тебя». Мы словно на дискотеке в провинциальном клубе, где вместе с молодухами отрываются дедули. Вверх беспрестанно взлетают руки, люди подпрыгивают и голосят. Рядом молодая женщина судорожно двигается, запрокинув голову и закрыв глаза.
Что-то странное творится и на сцене. Один гитарист перебирает струны с лицом, просящим пощады, второй, почти уткнувшись носом в гриф, словно пытается спрятаться. Бэк-вокалистка рыдает, а её напарница, совсем еще девочка, подвывает, закрыв глаза и, кажется, забыв про микрофон.
На руках у взрослых в ритм музыке дергают ножками младенцы. Где-то на задворках радостно прыгает и вертит руками маленький чернокожий юноша в смокинге. Его панибратски обнимает потрёпанный мужчина. «Четыре спартанца, чебурашка, сметана», - гласит надпись на магнитной доске. От происходящего на сцене отвлекаемся, похоже, только мы двое.
- Можно воды? – спрашиваю у своей новой знакомой.
- А? Что? – испуганно вздрагивает она.
- Воды можно?
- А, конечно, - ответ следует после нескольких секунд непонимания.
Здесь можно спать стоя, и никто не заметит. Чем и пользуюсь. Сашка бодрствует, как оловянный солдатик, с отрешённым и пустым взглядом.
«Вложи в уста мои песню-ю».
- Это настоящий гипноз. У меня уже мозг устал. Обычно я легко абстрагируюсь от словесного мусора, но сейчас…Сейчас тяжело.
Внезапно на него валится стоявшая рядом дама. Он едва успевает её поймать, а она, как ни в чем не бывало, будто статуя, не опускает поднятых рук, не открывает глаз и молитвы не прерывает.
«Если ты остыл, кто зажжёт ого-онь?»
У самой сцены танцует пастор, машет руками, как рэпер, всячески выказывает инициативу, но в его глазах безразличие, как у врача в городской поликлинике.
«Вложи в уста мои песню-ю».
Божественный единорог
И вот он выходит на сцену. К тому времени, похоже, «раскрепощаться» устают даже самые активные прихожане. Он читает «слово» с интонацией обрусевшего иностранца. Звучит убедительно и восторженно. Но что за смысл скрыт в книге, которую он цитирует, похоже, непонятно даже ему самому. После каждой строки псалмов пастор подхихикивает и вставляет шуточки, а прихожане - «аминь».- Глас Господень звучит над многими водами… Вы знаете, что в Петербурге есть речной порт, и морской порт…Много воды здесь… Аминь…Глас Господа сокрушает кедры ливанские и заставляет их скакать подобно тельцу…Ливан и Сирион, подобно молодому единорогу… Гхм. Кто бы это ни был, аминь!.. Просто такое, эм, могучее, сильное животное…от голоса Бога…СКАЧЕТ!
В одной из песен мне слышится «во славу сустава», и я долго смеюсь в голос, затыкаю себе рот, задыхаюсь, но дикая, не свойственная мне истерия еще долго не отпускает. В ушах звенит.
- Как хочется поклоняться, поклоняться, и больше ничего не делать, – со слезами на глазах произносит певица. – Ведь когда Бог в нас…бывает так, что много-много всего хорошего…Много еды… И… Много всяких благословений.
Снова звучит ритмичное «Славлю тебя», народ оживляется и принимается веселиться ещё больше, подскакивать выше, петь ещё громче.
- Дорогие друзья, подарим аплодисменты Богу! Давайте все вместе скажем, слава Господу-у!
Зал ревёт.
…В гардеробе стоят усталые, удручённые люди. Они медленно одеваются, заторможено двигаются и совсем не говорят.
- Простите, как пройти к метро? – с растрепанными волосами, в шапке, надетой наизнанку, женщина отвечает на мой вопрос грустным щенячьим взглядом.
