Высшая Школа Журналистики и Массовых Коммуникаций

В то время, когда наш факультет находился в таком кризисном состоянии, журналистика вместе с наступающими в стране переменами продолжала свою деятельность и предъявляла все новые требования к своим кадрам, к журналистскому образованию. К нему — образованию — не ослабевали претензии. Многие выпускники университетов с точки зрения требований редакций были слабо подготовлены к практической работе. Об этом говорили и на очередном, V съезде журналистов (март 1982 г.). Я.Н. Засурскому приходилось оправдываться: «…Многие выступающие обращали внимание на то, что выпускники вузов трудно входят в ритм редакционной работы, не имеют некоторых важных навыков, необходимых для штатных сотрудников». Он призывал сами редакции активнее помогать выпускникам университетов такие навыки приобретать в период работы, в редакциях больше внимания уделять практикантам — то есть восполнять то, что не было доделано в период учебы (V съезд Союза журналистов СССР: Стеногр. отчет 2-4 марта 1982. М., 1982. С. 433). Он, кстати, вносил предложение о создании собственного издательства, а львовский профессор В.И. Здоровега возвращал внимание делегатов к проблеме научно-исследовательского института. «…Давно назрел вопрос о создании специального научно-исследовательского института по изучению проблем журналистики», — говорил он (Там же. С. 243). Но этот столько раз звучавший вопрос так и не нашел разрешения. Нам же в это время было бы хорошо сохраниться на достигнутых ранее высотах…

В это время исполняющим обязанности декана стал Владимир Георгиевич Комаров — наш выпускник, опытный журналист и кандидат философских наук, философ по складу ума. Он принимал меры к изменениям в учебном плане и организации занятий, нормализации положения на факультете, но его пребывание на этом посту было очень недолгим и опыта работы в вузе он не имел. Без каких-либо резких реформаторских движений в этом отношении значительно большего достиг пришедший на его место Солонин. При нем устанавливался деловой спокойный ритм деятельности факультета, активно заработала созданная кафедра зарубежной журналистики, очень необходимая в связи со все возрастающим числом направляемым к нам иностранных студентов.

Так как при Комарове был исчерпан мой лимит на заведование кафедрой, мое место решил занять он сам, предложив мне остаться его заместителем. От этого я решительно отказался — ведь предстояло бы фактически выполнять те же обязанности, но в ином качестве, что, несомненно, еще более осложняло бы мою работу. А я и без того был до предела, скажем, сыт условиями создаваемыми на кафедре отдельными преподавателями (от одного из них позже удалось избавиться лишь с помощью им же подключенного суда). «Если Геннадий Васильевич Жирков возьмет меня на возглавляемую им кафедру истории русской журналистики, я останусь. Если нет, то я лучше уйду из университета», — категорически заявил я. Такая альтернатива была неожиданной для Комарова, а Геннадий Васильевич мне не отказал, за что я ему бесконечно благодарен, так как на его кафедре была совершенно иная атмосфера. За прошедшие после этого годы мне удалось спокойно поработать более 15 лет и немало сделать.

Пока совершались все эти потрясения и перестановки, подоспела перестроечная пора. С 1985 г. положение в обществе и в журналистике начинало решительно меняться. Все определеннее на журналистских собраниях и конференциях звучали слова о расширении свободы слова, о необходимости создания особого закона о печати и т.п. Открывались новые темы и проблемы. На страницах многих научных и периодических изданий по-прежнему активно печаталось большинство наших преподавателей, но в данном случае можно выделить работы Жиркова «Советская крестьянская печать — один из типов социалистической прессы» (Л., 1984), Корконосенко «Основы советской журналистики»: Ч.1-5 (Л., 1985) и Таловова «Проблемы урбанистики и печать» (Л., 1985) и «Эффективность печати» (Л., 1985), Ворошилова «Экономическая пропаганда в газете на современном этапе» (Л., 1987) и др.

При существующей системе руководства журналистикой мнение о необходимости особого закона о печати разделялось не всеми — казалось, что такой закон не нужен. В связи с этим заведующий отделом печати ЦК КПСС просил меня высказать свое мнение. Я писал тогда ему: «Очевидно, обстоятельства вызывают все большую необходимость в официальном провозглашении важнейших правовых и прочих основ и положения редакции и журналиста. Такие основы, хотя бы на уровне сформулированного положения (как это, скажем, есть в отношении фирмы, социалистического предприятия и т. п.) значительно облегчало бы взаимоотношения редакции не только с такими учреждениями и организациями, но и с партийными комитетами, руководители которых нередко недостаточно осведомлены не только в истории или вопросах традиций нашей печати, но и в области тех партийных решений, которые приняты давно, но имеют непреходящее и основополагающее значение» (Архив автора). При этом я обращал внимание на взаимодействие и взаимовлияние изданий друг на друга, на роль «обзоров печати», редакционных статей по вопросам печати и т. п., которые к тому времени исчезли со страниц наших газет. Когда уже появились первые варианты проектов закона о печати, принимаемых под более чем энергичным напором самих журналистов, в письме на имя члена Политического бюро ЦК КПСС В.А. Медведева я обращал внимание на то, что в этих проектах нарушено соотношение между журналистами и издателями, отсутствует особая роль издателя. Реакции от него не последовало, но обком КПСС, где в то время уже работам Комаров, запросил это обоснование, и в какой-то форме оно нашло отражение в материалах и деятельности этого партийного органа.

В 1985 г. готовился новый проект программы КПСС, который был представлен на общее обсуждение, так как от этой программы зависела судьба всей страны и, следовательно, жизнь народа. Обращая внимание авторов проекта на формулировку «Печать, телевидение и радиовещание призваны убеждать людей…», я предлагал дополнить ее словами: «Шире привлекать трудящихся (или — массы) к активному участию в своей работе», а формулировку «Партия и впредь будет оказывать прессе, всем средствам массовой информации и пропаганды активную поддержку» — словами: «в выполнении ими роли коллективного пропагандиста, коллективного агитатора и коллективного организатора». Свое предложение я обосновывал тем, что «это тем более необходимо, так как, хотя в повседневной журналистской практике эта работа ведется, в среде некоторой части теоретиков и практиков журналистики возникают мнения и о том, что она себя изжила. В течение уже многих лет не проводятся слеты и конференции рабселькоров, ослаблено к этому внимание Союза журналистов, не было и специальных решений ЦК. А если иметь в виду курс на развитие инициативы масс, естественную динамику развития нашего общества, то это и не в духе времени» (Архив автора).

Так как одновременно с этим проектом программы были представлены на общественное обсуждение и «Основные направления» развития страны на ближайшие годы, то я в тот же день — 27 ноября 1985 г. — во втором письме (их оба я, находясь тогда в Москве, лично отнес в здание ЦК и опустил в находившийся там для этих целей ящик) посчитал необходимым предложить и свои поправки. Они касались упорядочения заработной платы работников высшей школы. Я писал: «Проектом предусмотрено повышение и упорядочение заработной платы различных категорий рабочих, колхозников и служащих. Среди них, как мне кажется, следовало бы указать и работников высшей школы (я имею в виду наименее обеспеченных — ассистентов без степени, получающих 120-125 руб., и обслуживающий персонал). В то время как средняя заработная плата рабочих и служащих в 1985 г. достигла 190, а колхозников 150 рублей, такое отставание в заработной плате ряда работников высшей школы кажется неестественным». Здесь же было: «В IV разделе («Основ…») стоило бы указать на необходимость улучшения материально-технической издательской базы, переоснащение и оснащение новейшими техническими средствами печати, радио и телевидения. В разделе XIV определить роль в управлении средствами массовой пропаганды и информации» (Там же).

Некоторые из этих предложений нашли отражение в окончательной редакции этих документов, хотя подобные же предложения могли быть высказаны и другими, а вскоре начавшаяся «перестройка» свела их на нет.