"При нашем равнодушии эта сторона жизни наиболее ОПАСНА" – читаю надпись на заборе. В боязненном предвкушении приближающейся антисанитарии и пьяных криков, я дергаю дверь небольшого четырехэтажного здания, оказывается, надо тянуть в другую сторону. "У меня тоже так всегда" - поддерживает сидящий здесь же на корточках бродяжного вида курящий мужчина. Я силюсь улыбнуться и, издав нервный смешок, вхожу в "Ночлежку".
Приют на Боровой улице уже 23 года предоставляет ночлег людям без определенного места жительства. Он рассчитан на 52 места: 40 мужских и 12 женских. Основная идея - предоставление бездомным, находящимся в наиболее трудной жизненной ситуации жилья на время решения их проблем. Оказывается социальная, юридическая и психологическая помощь.
У входа меня встречает улыбающаяся девушка лет 30-ти, Влада, - сотрудник приюта, специалист по связям с общественностью. Уже с порога в глаза ударяет пестрота окружающей остановки: все разноцветное, на противоположной входу зеленой стене оранжевый контейнер для пожертвований и фотография двух влюбленных жирафов.
Мы начинаем путешествие по "Ночлежке". Четыре этажа соединены узкой истоптанной лестницей, на каждом переходе зеркало. Очевидно, чтоб люди скорее вновь осознали и вернули к жизни свою личность. Временами виднеется облупившаяся штукатурка. Несмотря на все приличие интерьера, ощущаю сладковатый, затхлый запах пота, сигарет и чего-то еще. На стенах вдохновляющие надписи, одна из которых: "Тому, у кого ничего нет, нужно совсем немного".
- Вы ездите по городу и собираете бездомных?
- О, нет, основной принцип приюта - добровольность. Люди сами приходят. Как правило, все узнают о нас через сарафанное радио. Если оказываешься на улице, выяснишь как-нибудь в любом случае, что мы есть. Сюда нужно приходить трезвым, да и в самом приюте запрещено употреблять алкоголь.
- Много их?
- Сейчас свободных мест нет. Каждый день приходит где-то 50 человек. Это не только бездомные, кто-то может быть приехал на заработки, а работу не нашел, денег ехать домой нет, человек теряется, не знает, что делать. На это есть мы. Каждый день здесь принимают социальные работники, юристы. Мы помогаем людям восстановить документы, найти работу. Стараемся помочь.
Поднявшись на второй этаж, мы заглядываем в единственную женскую комнату. К моему великому удивлению, она похожа на кукольный домик, повсюду невероятное количество мелких вещичек: иконы, игрушки, шторки, разноцветные мешочки. На нас оглядывается полноватая женщина в синем спортивном костюме, у нее опухшие красные глаза. Лопнувшие капилляры придают взгляду болезненное выражение. Шесть двухъярусных кроватей расставлены по периметру. "Здравствуйте" - повторяю я за Владой. "Здравствуйте" - отвечает жительница и возвращается к просмотру телепередачи.
Чаще всего на улице оказываются мужчины, поэтому и мест для них больше. Но если уж женщины попадают в такую ситуацию, то, как правило, проблемы у них еще серьезнее. Почему мужчин больше? Их с детства учат, что нужно быть сильным, самому справляться с трудностями, вот они и позвонить на улице не попросят, денег не займут. Тяжело сталкиваться с жестокостью бюрократизированного общества, наш ведь народ безжалостен к таким, как они.
В мужской комнате обстановка иная: нет игрушек и ярких занавесок, обстановка немного поминает казарму.
- У женщин всегда уютнее, мешочки, тряпочки. Все человеческое, оно ведь остается.
Они такие же, как и мы. Вообще грань между домашним и бездомным очень тонка. Нет ничего сложного в том, чтобы потерять уважение к себе. Вот я, к примеру, два дня не помоюсь и не могу уже чувствовать себя уверенно, а они - где неделя, там и две, они же сами чувствуют запах, видят реакцию людей, потом и выпить кто-нибудь позовет. И пошло поехало.
Дойдя до третьего этажа, проходим в библиотеку. Это одна из самых больших комнат в приюте. У стены довольно большой книжный шкаф, возле него сушилка для белья. У соседней стены три компьютера, два из них заняты. Молодой парень, лет 30 в широких спортивных штанах играет в Warcraft, женщина что-то пытается найти в Google.
Садимся за большой стол.
А что таким людям нужно в компьютере, ищут работу?
И это тоже, но чаще всего сидят в контакте.
Серьезно?
Ну да, они же такие же, как и все.
Тихую обстановку нарушает внезапно открывшаяся дверь. Входит та самая женщина в костюме, громко крича подруге, сидящей за компьютером, как мне кажется, не совсем трезвым голосом: "Танька, я сейчас там такое видела!". Смотрю на реакцию Влады, она будто ничего не замечая, продолжает улыбаться.
- Когда человек приходит на прием, вы его проверяете на отсутствие заразных заболеваний?
- Нет - она говорит чуть тише, чем обычно.
- То есть, социальные работники не защищены от туберкулеза, к примеру?
- Да, это так, только лишь при поступлении непосредственно в приют необходимо принести справку, что человек прошел дезинфекцию. В прошлом году был один случай, когда сотрудник серьезно заболел. Но все кончилось хорошо.
- Что приводит людей к бомжеванию?
- В 40 процентов случаев они оказываются на улице из-за семейных проблем: выселяет муж жену, дети - мать, много таких историй. 20 - в результате мошенничества, более изощренного, конечно, чем в 90-е годы. Людей так легко обмануть, особенно пенсионеров, они же такие наивные, доверчивые. Еще 20 - бывшие заключенные. Сына долго сидел, мама ждала в квартире и умерла, а жилье продали. У нас ведь если в тюрьме, то, считай, нет человека.
А последние 20 процентов?
Это - молодые ребята, бывшие детдомовцы. Они ведь абсолютно не социализированны. Привыкли, что им все, что надо, купят, приготовят, вот и не могут ничего сами. Многим выдают квартиры, но не всем. Если не платить за жилье, тебя выселят. Вроде логично, да? Они не знают таких объективных мелочей. Существует программа "Старший брат. Старшая сестра". Там за каждым сотрудником закрепляется один ребенок из детского дома, и он обязан при достижении детдомовцем 18-ти лет навещать его, ходить вместе с ним в магазин, учить платить за жилье. Но ведь таких детей тысячи...на всех не хватит. Влада говорит легко и бодро, но глаза поблескивают, и становится как-то мерзко за себя, мне почему-то не хочется плакать.
- Вы в порядке?
- Да, я в порядке - она улыбается.
Поблагодарив Владу, я отправляюсь в самостоятельное путешествие по другой стороне жизни. На втором этаже прислоняюсь ухом к двери одной из мужских комнат, оттуда раздаются лишь звуки телевизора. Вдруг дверь соседней комнаты медленно открывается, я стрелой отлетаю к окну и делаю индифферентное выражение лица. Из-за двери выезжает мужчина на инвалидной коляске, точнее уже дедушка. По его немного землистому цвета лицу пробегает улыбка.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, а я тут на экскурсии - смущенно произношу я.
- Аа, я Петр, а тебя как зовут?
- Саша.
- Очень приятно.
Возле комнат находится туалет. Подъехав поближе, Петр пытается встать с коляски, чем на мгновение поражает меня. Странно, я была уверена, что он не может ходить. Бормоча почти про себя: "Ничего, ничего, мы это сделаем, моя хорошая", он цепляется морщинистыми пальцами за стену. Хочется помочь, но я не решаюсь. К кому обращены слова остается для меня загадкой. Дверь туалета с трудом закрывается.
В ожидание возвращения постояльца брожу по радужному коридору. Трюк с разноцветными стенами работает прекрасно, меня наполняет чувство спокойствия . Желтая полоска не стене сменяется голубой, зеленой и, наконец, в самый пол упирается розовая батарея. Солнце заглядывает в коридор, освещая картину в углу: Озаренная нимбом огненная птица Феникс в золотой короне и с женским лицом раскрыла крылья, готовая к полету. На нее льются потоки солнечного света, а вокруг разлетаются красные и зеленые лепестки. Довольно странное произведение, трудно понять какую религию исповедовал автор. Подобных картин, как мне удалось применить, в приюте три.
Дверь туалета раскрывается. На этот раз я могу разглядеть Петра получше. Его бормотание становится четче. Цепляясь на заботливо прибитые по всему периметру к стенам поручни, он смотрит вниз. Мой взгляд следует за ним. Левая ступня старика аккуратно забинтована, видно, что половина ампутирована, должно быть отморозил. Петр аккуратно наступает на больную ногу, почти не прикасаясь к полу, словно балерина на пуант. Старик подтягивает инвалидное кресло, приговаривая: "Ну вот, моя хорошая, все с тобой нормально, маленькая моя". Еле усаживается. Я решаюсь поинтересоваться:
-Как вы себя чувствуете?
- Да помаленьку, ты иди, иди…
От приюта 15 минут ходьбы до станции Обводный канал. На полное впечатлений сознание болезненно влияют попутные детали. Две женщины в широких зимних куртках и потрепанных шапках пьют пиво у заборчика, прерываясь на веселый мат. Тихо иду дальше, почти у самого входа в метро стоит мужчина. Измазанные в чем-то оранжевые штаны. Когда-то зеленая порванная куртка. Забинтованная голова. Заплывшие глаза, цвет которых не различить за туманом. Знает ли он про "Ночлежку"? Был ли он там или еще верит, что справится самостоятельно? Наверно, он 53-ий, для которого пока не хватит места.
