«Здравствуйте. Наверно будет лучше на «ты», » - меня встречает доброжелательно, но как-то закрыто улыбающийся молодой человек. Примерно такое же ощущение возникло у меня в детстве, когда я увидела на первой, уже пожелтевшей от времени и пахнущей особенной книжной пылью странице сборника рассказов Чехова портрет автора. Мягкая, спокойная, интеллигентная улыбка, аккуратные черты лица, теплые глаза и при этом ясно ощутимая отстранённость, но не враждебная, а именно попытка сохранить дистанцию между собой и миром, который смотрит на тебя с другой стороны.
Хотя сейчас мне кажется странным, упоминать первые впечатления. Наивно желая показаться профессионалом, я предложила Никите самому выбрать, место и время интервью. Он упомянул, что работает в Петроградском районе, который поразил меня своей красотой несколько дней назад – когда я впервые за там побывала. И вот несколько раз пересекая Каменноостровский и Большой проспекты Петроградской Стороны, я, сгорая от собственно стыда и позора, набирала номер собеседника, уточняя, где именно дом 77а и через какие дворы попасть в заветный парадный. Приятный, но довольно поспешный, однако не выказывающий раздражения или недовольства голос объяснял мне дорогу. И наконец-то дверь с небольшой вывеской «Архитектура будущего» - я попадаю в приёмную детского психологического центра, сотрудником которого и является Никита Карпов.
Мы проходим в комнату, напоминающую то ли конференц-зал, то ли игровую в детском саду. Никита садится напротив меня свободно. Напряжение не чувствуется.
Хотелось бы начать с довольно банального вопроса о выборе профессии… С чего всё началось, было ли решение осознанным?
Моя мама начала заниматься практической психологией, и мне это стало интересно. Я сначала собирался на медицинский поступать и быть почему-то врачом-психиатором. И единственный вариант, который я видел – это военно-медицинская академия, но не прошёл туда по здоровью. Ну и в какой-то момент решил, что буду изучать психологию. Причём это было совершенно спонтанно. Мне вообще трудно представить осознанное решение у подростка.
Я подумал о том, что хочу заниматься психологией, когда первый, и пока единственный, раз отправился в горы, на альпинистские сборы. Восхождения, горная романтика, риск. И вот эти яркие впечатления, эйфория – на меня повлияли.
Детская психология – это был выбор уже после того, как я начал учиться. Я стал работать с детьми и понял, что это мне нравится, и нравится больше, чем медицинская психология.
А кто и что повлияло на формирование вашей личности?
(Путаясь между «ты» и «вы», я осознаю в полной мере банальность и школьностенгазетность своего вопроса, но отступать некуда – позади покорение Петроградского района, и это должно оправдать себя.)
Хм… друзья, семья. Помню, как с отцом в походы ходили, как к бабушке с дедушкой в Эстонию ездил.
Мой собеседник добавляет, что у него нет подготовленной заранее яркой истории из детства, на что я, конечно, надеялась. В конце разговора он упомянул, что ещё неизвестно, что именно формирует нас настоящих: может, то, что мы пережили в первые пять лет жизни, и тогда всё остальное – шелуха, а, может, и с точностью наоборот.
Однако даже и в этой немногословности есть за что зацепиться - семья.
Конечно, моя семья очень сильно на меня повлияла и влияет до сих пор. Мне, в общем, достаточно повезло: родители дружно живут и с каждым годом их отношения крепчают. В этом плане у меня хорошая модель.
А если мыслить глобально: что представляет собой семья в наше время как социальный институт?
Да, это сурово. Отличный вопрос!
Если про современное общество говорить, семья – это одно из условий существования. Мы рождаемся и эту семью уже имеем, какая она: хорошая или плохая – это уж кому как повезло. Семья может быть со своими особенностями, трудностями, но без неё развиваться действительно адекватно тяжело.
Что же можно сказать о тех людях, которые открыто протестуют против создания семьи, называя её пережитком прошлого?
Слышал эмоциональные лозунги, но пока это только подростковые протесты – старый мир мы разрушим, а новый будем строить неизвестно из чего.
В подростковом возрасте протест – это очень важно. Он никак не связан с логикой, содержанием. Это имеет отношение к формированию собственной позиции, с отделением себя от родителей. И никаким образом кроме как протестом подростки сделать это не могут, не умеют они отделяться цивилизованно.
Против чего протестовать – да на самом деле против всего, особенно того, что несёт семья. В этом возрасте она выступает антагонистом, как раз тем, от чего человек отстраивается. Поэтому причиной протеста может быть как неудачный пример, где тяжело было, так и хорошая, принимающая семья «Вот мерзавцы, не дают мне шанса повзрослеть». Логики здесь ноль. И этот протест может продолжаться долгие годы, уйдя далеко за подростковый возраст.
Но всё же меня начинает нервировать, когда люди навязывают своё мнение окружающим.
С этих слов я поняла, что передо мной именно тот человек, о котором и хотелось бы написать. Средства массовой информации пестрят «героями нашего времени», каждый из которых на свой манер пытается изменить страну: вот эти с вёдрами на голове «крышуют федералов», другие устраивают марши несогласных, а ещё одни просят рисовать плакаты против «жуликов и воров».
Сложно с типажом, каким бы то ни было: и с одной стороны, хорошо – больше индивидуальности, а с другой – не на кого ровняться. Проблема тех же подростков: у них с кумирами сейчас большая напряжёнка.
Не вижу никакого героя и не знаю, каким он должен быть. Герой нашего времени – это нонсенс, человек который непременно отличался.
И я не знаю, что подразумевать под нашим временем – оно сейчас идёт намного быстрее. Если говорить о нулевых-десятых, то наши демократы, борцы с коррупцией на десятилетие не тянут. Ведь здесь важен вопрос среды. Для тех, кто сидит в интернете, кто читает блоги, Навальный – герой. Для остальных, он никто.
На самом деле процентное соотношение здесь очень небольшое, поэтому то, что мы сейчас говорим о типажах, героях – это всё про два города. И обобщение – смешно.
А все эти политические игрища идут за передел чего-то, что мне мало интересно.
Каким же видится будущее страны и своё место в нём?
Невозможно быть вне страны – это база, в которой мы существуем: и культурная, и административная.
Скажем так, я будущее вижу. И те изменения, которые происходят сейчас, мне кажутся благими. Уменьшается разрыв с точки зрения комфорта жизни между Россией и Европой, при желании можно действительно построить свою жизнь.
И хотя пока ещё существуют различные шатания, парадоксы, разброд, коррупция и так далее, на мой взгляд, процесс медленно идёт к успокоению. Через 15-20 лет мы будем иметь спокойную, безопасную и комфортную для людей страну.
Своё место я так определяю: я работаю с детьми. Моя задача в том, что какими бы ни были условия, ведь сейчас всё меняется, они (дети) могли жить счастливо.
Конечно, я думаю о том, что же будет дальше. Но если честно, то мне всё равно: своим делом я могу заниматься при любом политическом строе, при любой ситуации в стране эта работа будет востребована и полезна.
Можно ли это назвать здоровым эгоизмом современного человека?
Я не готов бросаться такими словами. Безусловно, здесь есть такой момент – я выживу в любом случае. Это здравая позиция, но я скорее про то, что не имеет смысла включаться и сильно переживать о будущем. Если у тебя есть чёткая схема того, как жить дальше – так ходи на выборы, участвуй в формировании законопроектов, вывешивались же они – это прекрасная возможность поучаствовать. А если ты не доволен, испуган и не знаешь, что же дальше делать, то мы получаем истерию 90% россиян, которые только и умеют что спорить и повторять, как у нас всё плохо. Либо делай, либо не переживай – такая моя позиция.
Есть сферы, которые мне интересны – образование и вообще молодёжная политика, есть же сферы мне чуждые, и я в это не включаюсь. Я в коррупции не разбираюсь, взяток не даю, и на этом я определил границу своей социальной ответственности.
В чём же именно ваше участие в тех изменениях, которые происходят в стране?
Помимо работы с детьми, частными клиентами, мы работаем с государством: с Комитетом по молодёжной политике, в рамках молодёжного движения «Юношеская восьмёрка».
Это то, что мы собственно в определённый момент начали, а именно в 2005 году, когда здесь, в Петербурге проходил саммит Большой восьмёрки, и Россия инициировала создание молодёжной организации под началом данного мероприятия. Мы занимаемся отбором, подготовкой команды. Её составляют классные, талантливые, перспективные ребята. А организации не является партийной.
Эта молодёжь действительно участвует в жизни государства. И через этот проект я понял, что возможно влиять на реальную политическую ситуацию в стране практически напрямую, главное - желание. Есть законопроект – выскажите свои идеи.
Наша цель, государственная, а не политическая - поиск и поддержка талантливой молодёжи. Если государство это финансирует, то здорово, если оно получает от талантливых детей какую-то пользу.
Многие сейчас митингуют, борются за что-то, переживают, мол, мне никак не повлиять на стандарты образования, а ещё я очень переживаю за диких животных в Японском море.
По-моему, это называется теория малых дел: всегда есть что-то, что можно сделать для улучшения ситуации в стране, не влезая в политику. Свою жизнь можно изменить здесь и сейчас.
А между тем разговор явно оживился, хоть и получил довольно неожиданный поворот. Но Никита начинал поглядывать на часы и отвечать на сообщение, в то время как я подбираю вопрос для финального аккорда. Верх оригинальности здесь также не предполагался:
Что в действительности важнее: простое человеческое счастье или нечто глобальное, планетарное?
Это некорректный выбор.
Есть принцип работы в команде: цели отдельного человека должны хотя бы в чём-то совпадать с целями команды. Можно убиваться на счастье других, но, на мой взгляд, это патология. Если я убиваюсь, буду менее эффективно или – не так долго работать. Наношу я десять лет счастье всем и вся, ну да – только десять лет, а если я при этом буду ещё и себя любить – смогу проработать тридцать лет. В этом смысле я, может быть, и эгоист.
Многие потребности я удовлетворяю на работе: в общении, в поддержке, в признании, принятии. Но отсутствие стабильной личной жизни, в которую можно верить, поднимает уровень напряжённости в коллективе.
В нашей организации в какой-то момент удалось это преодолеть: сейчас у нас работают люди в основном семейные – это очень хороший знак. И это залог того, что они будут долго, стабильно и качественно работать, принося пользу другим. Здесь личное счастье очень важную роль играет.
Какое же твоё счастье?
Однажды я привык к тому, что дома меня ждёт жена, уже не задумаюсь об этом, а тут ловлю себя на мысли «Ты едешь домой, тебя кто-то ждёт» - и да, вот оно счастье. Иными словами, есть такие вещи, которые должны присутствовать в жизни базово. Тогда куча энергии появляется, ты не тратишь её на переживания. Снова возвращаясь к вопросу о семье: по молодости большинство отношений заводят, осознавая, что рано или поздно они закончатся, и этот «поисковый невроз» не утешает, а лишь приглушает переживания. И отчасти, поэтому я не верю в одиночек.
Когда эти отношения есть, ты становишься расслабленным. Ведь счастье базируется всё-таки на благополучии, здоровье. Но, конечно, можно быть и несчастным, имея всё. И тут есть очень важный момент – жить так, как ты считаешь нужным, в соответствии со своими ценностями. Другого рецепта я не знаю.
Когда я уже собиралась уходить, прозвучала фраза, полностью оправдавшая всякие упоминания о здравом эгоизме и комфорте: «Я к страданиям плохо отношусь, а вот к переживаниям, стремлениям, переменам в людях – очень даже хорошо».
Юлия ВЛАСОВА
