или Переступайте пределы, как заповедал дедушка Мишель Фуко
Аннотация: самая первая ассоциация, которая возникает при размышлении о понятии «стиль жизни» – это образ ресторанного «меню» и цитата из фильма «Операция “Ы”…»: «пожалуйста, огласите весь список!». Меню возможностей. Меню ресурсов. Список незавершенного и картотека пережитого. Как можем мы в XXI веке работать с этим понятием, чтобы как можно более полно суметь раскрыть свой человеческий потенциал?
Рассмотрев выражение «стиль жизни», мы постараемся предложить варианты интерпретаций этого понятия. Итак, слово «стиль». Стиль как компонент моды: что он означает? Прежде всего – способ презентации себя в публичном пространстве. В повседневной жизни мы одеваемся в определенном стиле, и, как нам кажется, с видимой степенью свободы. Однако есть сферы жизни (статусные, профессиональные, служебные), предполагающие строгую форму. Итак, стиль и форма: школьная форма, форма военных, одежда заключенных, дресс-код на вечеринке «для избранных». Форма как проявление социального порядка – это, прежде всего, форма несвободы; форма ограничений, которую мы признаем, но стараемся избежать. А что, если взглянуть и на стиль как на глобальную систему диктатуры и ограничений? Что, если стиль – это лишь частное проявление социальной формы?
Цель организации жизни в определенной строгой форме – дисциплина, порождающая (в проекте) трудолюбие и высокую производительность. Организация жизни под знаком определенного стиля – гораздо более тонкая форма контроля повседневности, вплоть до проникновения в сокровенное, интимное пространство каждого человека. При видимости возможностей проявления собственной индивидуальности, происходит поощрение строго определенного набора стилистических вариаций.
В связи с этим возникает вопрос о богатстве содержания «стиля жизни». Из чего состоит Lifestyle? По нашему мнению, стиль жизни – это практики поведения, манера общения, выбор языка общения; это определенная манера целеполагания и связанный с ней диапазон ценностных ориентаций; это, также способ формирования личной автобиографии и видение своей личности, ее места, в рамках единого жизненного мира, окружающего каждого человека.
Проект стиля жизни все менее связывается в последние годы с вопросом «Кто я?», и все более – с вопросом «каков я?». Точнее – «каким я должен быть, чтобы…», а вот дальше каждый мысленно завершает фразу, основываясь на своих мотивах. Каким: успешным, трудолюбивым, общительным, довольным собой и своей жизнью, оптимистичным. Постепенно мы приходим к тому, что содержание стиля жизни целиком и полностью составлено не из сущностных моментов, а из различных качеств процессов и субъектов действия.
Еще одна немаловажная особенность стиля жизни – это никогда не достигающее, никогда не удовлетворенное достигнутым, слепое стремление. Сила такого подхода в том, что он провоцирует сохранение постоянного жизненного тонуса, проповедует активный подход к решению любых проблем – личностных, предпринимательских, социальных, политических. Слабость данного lifestyle-проекта заключается в том, что внимание человека изначально не затрагивает то окружение, те стартовые скрытые возможности, которые уже есть у конкретной личности. В политике стиля жизни полностью отсутствует процедура обнаружения. Этот этап опускается, и как следствие, способность органов к наблюдению, фиксации значимого опыта, как и склонность к созерцанию атрофируется.
В связи с этим предлагается рассмотреть альтернативный «стилю жизни» проект, основанный, прежде всего на пристальном внимании к окружающему жизненному миру. Этот подход предполагает непрерывность рефлексии о действующем субъекте, самотождественность. Осознание границ жизненного мира – это, кроме того, способность отдавать себе отчет в том, что действия по достижению перспективных целей совершаю именно я и именно такими способами и методами, которые в свою очередь ведут к определенным последствиям. Иными словами проект жизненного мира – это проект экзистенциальной ответственности.
Понятие жизненного мира изначально было концептуально разработано в рамках феноменологического направления. У истоков употребления термина “Lebenswelt” в научном контексте стоит Эдмунд Гуссерль. Ключевое определение данного понятия впервые встречается на страницах труда Гуссерля «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» (3), а также в поздних произведениях автора. В дальнейшем этот концепт разрабатывался в рамках философии, феноменологии и социологии Альфредом Шюцем (9), Георгом Зиммелем (4), Ульрихом Клэсгесом (1), и др. авторами.
Является ли наличие жизненного мира как таковое сомнительным? Насколько важно для человека осознавать границы своего универсума, и каковы условия для обнаружения границ личного пространства и горизонта? Фиксация границ собственного жизненного мира может произойти с наибольшей степенью вероятности в период личностной трансформации, в результате которой возникает способность видеть окружающее и проживать каждую жизненную ситуацию как ситуацию своей жизни, а не ситуацию анонимную.
Одна из характерных черт жизненного мира – его способность захватывать наше внимание и ход размышлений иным способом, нежели это делает окружающий нас мир. Второй же его особенностью является революционный характер структуризации того, что дано нам в опыте и последующей рефлексии. Если рефлексия направленно преобразует вещи, то жизненный мир выстраивает в нас новый принцип со-полагания преобразованных сознанием вещей.
Поскольку инстанция жизненного мира гораздо сложнее структур нашего повседневного опыта, памяти, суммы впечатлений, полученных в результате восприятия мира (интенционального по характеру); она проявляется в нас в качестве избирательной способности, фильтрующей и увязывающей между собой опыт, который до того был структурирован совершенно иначе.
В отличие от «стиля жизни» мы не выбираем жизненный мир и характер его воздействия на нас. Однако он всегда является одновременно и завершенным, готовым (находящемся в рабочем состоянии) и, при этом, – незавершенным: он постоянно дополняется нами помимо нашего желания.
Жизненный мир – это не только индивидуальный повседневный опыт человека, но и то объединяющее всех и каждого основание, в котором отдельный человек как «уникальное» явление вписывается в духовную общность, имеющую собственную языковую, национальную и религиозную, одним словом, культурно-историческую особенность. Если придерживаться расширенного понятия жизненного мира, то к нему «принадлежат, по сути, все феномены социальной жизни, от простого Ты-отношения до самых разных типов социальных общностей» (10).
Более тонкое различение следует провести между понятиями «жизненный мир», «жизненное пространство» и «картина мира». Мы можем менять жизненное пространство – физически и ментально. Жизненный мир – наш и не наш одновременно, – имеет почву не только в нашем сознании, как «картина мира», но и не совершенно отчужден от нас, чтобы стать объектом, серией объектов, составляющих пространство нашей жизни.
«В одной из разработок, изданных в приложении к «Кризису» Гуссерль так описывает отношения между жизненным миром и особыми мирами. Мы живем в горизонте жизненного мира, преследуя определенные преходящие или долговременные цели. Последние могут оказаться в результате сознательного выбора или воспитания нашей профессией. В этом случае конституируются в себе замкнутые горизонты, «миры». Жизненный мир, функционирующий как основание и горизонт особых миров, остается для живущих в последних нетематическим» (6).
Человеческое бытие характеризуется маргинальностью, понятой не социологически, а онтологически как освоение человеком разнообразных видов предельного опыта. Об изучении подобного опыта говорил Мишель Фуко, вводя в дискурс понятие «опыт-предел»: «Идея некоторого опыта-предела, функцией которого является вырвать субъекта у него самого, – именно это и было для меня самым важным в чтении Ницше, Батая и Бланшо; и именно это привело к тому, что какими бы академичными, учеными и скучными ни были книги, которые я написал, я всегда писал их как своего рода прямые опыты, опыты, функция которых – вырвать меня у меня самого и не позволять мне быть тем же самым, что я есть» (7).
Однако осуществить переключение с одного жизненного проекта на другой не так-то просто. Наш жизненный мир охотно реагирует на поступательное движение, на освоение нового опыта творческой, мыслительной и любой другой деятельности. Но, поскольку это происходит не путем простого суммирования, каждый элемент оказывается встроенным в очень сложную систему взаимосвязей, которую не так просто разорвать, чтобы вычесть один конкретный элемент. Этот страх потерять другие существенные части себя самого и приводит к тому, что мы не можем до конца продуманно конструировать собственный жизненный мир.
Хабермас полагает, что «индивидуальная автономия – это моральная и психологическая компетентность, приобретаемая в ходе социализации… Горц считает автономными индивидами тех, чья социализация была неполной, тех, для кого несоциализированная часть их жизни важнее социализированной и для кого социальные роли и нормы всегда были чем-то случайным… То есть, можно предположить, что равно как ориентация в жизненном мире далеко не всегда связана с качеством прошедшей адаптации человека, так и в данном контексте: автономность субъекта не связана с качеством и степенью завершенности социализации в коллективе» (2).
В чем заключается взаимосвязь жизненного мира и процесса самоидентификации? Зачастую мы говорим вслух или про себя: «не будь я тем-то, если не сделаю это!». Для того, чтобы осознать, что Я-сам не потеряю себя, если даже откажусь от чего-то или не осуществлю собственные или чужие ожидания, я должен попасть или намеренно поставить себя в такую ситуацию, где необходимость одного перестает быть очевидной, а необходимость другого выходит на передний план.
Любая мысль, план, мечта – это очень большая ставка на предсказуемые изменения, которая, на самом деле, ведет к совершенно непредсказуемым последствиям. Иными словами – мы работаем над собой и своей жизненной перспективой на уровне, отличном от уровня самоконституирования жизненного мира. Мы, скорее, работаем не над его преобразованием, а с ним, «сообща».
Можно предположить, что зачастую мы работаем над представлением о том, без чего «мы не можем» или, с чем мы не могли бы по собственному произволению «расстаться». Внимательно наблюдая за собой, мы можем заметить, что трансформация жизненного мира произошла в нас, если мы в состоянии отказаться от того, с чем раньше не имели сил и воли расстаться. Так, жизненный мир сохраняет для нас не только и не столько ценности (в смысле значимых для нас явлений), сколько неотъемлемые элементы нашей жизни (в смысле их актуальности и незаменимости).
Если учесть такое важное свойство жизненного мира, как способность к установлению связей, усложнению структур опыта, то едва ли можно сказать что адаптивный эффект жизненного мира заключается в упрощении нашего ориентирования в окружающей действительности. Скорее, через установление новых, неочевидных, уникальных связей, жизненный мир становится для человека источником осмысленности мироустройства.
Стоит отметить существенное отличие жизненного мира от социального капитала и системы ценностей. Мы можем порвать с имеющимся капиталом, кругом общения, источниками информации, даже с собственными принципами и ценностями. Но мы не можем порвать связи образованного нами и через нас жизненного мира, как не можем порвать со смыслом как таковым, пронизывающем наше единичное существование.
Жизненный мир познается через сопротивление. Кроме того, он «обозначает сферу испытаний, которая задает смысловые границы, направляемой интересами человеческой жизни во всех ее целеполаганиях» (5). В результате взаимного сопротивления жизненного мира и человека трансформируются ценности и убеждения; через них – интересы; возникает потребность в смене поля деятельности, поля общения. В этом процессе заключено отличие внутренней борьбы за очевидность и необходимость перемен от навязывания новых форм, стратегий и искушения стилем.
Примечания:
1. Claesges, U. Zweideutigkeiten in Husserls Lebenswelt-Begriff / U. Claesges // Perspektiven transzendental-phaenomenologischer Forschung. Hrsg. von U. Claesges und K. Held. – Haag: Martinus Nijhoff, 1972. S. 85-101.
2. Боуринг Ф. Жизеннный мир без субъекта: Хабермас и патологии модерности (пер. Н.В. Фомичева) // Социология. Отечественная и зарубежная литература. Реферативный журнал. Серия 11, № 4. М., 1997, С. 19.
3. Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. / Пер. с нем. Д. В. Скляднева. — СПб.: Владимир Даль, 2004.
4. Зиммель Г. Как возможно общество? // Георг Зиммель. Избр. Созерцание жизни. - М., 1996.
5. Прехтль П. Введение в феноменологию Гуссерля. Томск, 1999. (http://elenakosilova.narod.ru/studia/prechtl.htm)
6. Савин А.Э. Концепция историчности жизненного мира в трансцендентальной феноменологии Эдмунда Гуссерля // Вопросы философии.– 2008. – № 5, С. 18.
7. Табачникова С. Мишель Фуко: историк настоящего // Мишель Фуко Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М., 1996, С. 411.
8. Шелер М. Человек и история. // THESIS. 1993, №3, С. 132.
9. Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом, М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОСПЭН), 2004, С.183.
