"Евгений Онегин" на новой сцене Мариинского театра
На новые проекты всегда возлагается много надежд: считалось, что вторая сцена Мариинского театра станет более доступной для широкой аудитории, звук будет чище, а освещение – живее. Преимуществ у таких новых проектов масса. Акустика Второй сцены и правда потрясающая: слушать – одно удовольствие. Но любая постановка, пусть даже самая забытая для зрителя, невольно станет предметом обсуждений и сравнений с предыдущими версиями.
Новую сцену завоевало ставшее модным слово "минимализм". И лаконичность эта проявлялась во многом, в частности, в декорациях. Открывающую сцену действительно можно назвать яркой и цепляющей: крестьяне в красочных костюмах после жатвы, яблоки, рассыпанные по всей сцене, стог сена. Всё смотрелось органично и зазывало зрителей наблюдать за происходящим и дальше. Однако после смены декораций на сцену вывалили бревно, и именно на фоне этой “коряги” должно происходить мучительное для Татьяны объяснение с Онегиным. События, происходившие на авансцене, заполненной таинственным светом из огромного окна и чёрным занавесом, зачастую цепляли больше, чем выстроенные эпизоды с декорациями. Оригинальным решением стало появление Онегина в финальной сцене с Татьяной: героиня стоит у окна одна, и вдруг занавес поднимается, образуя своеобразную дверь, и из света софитов возникает фигура Онегина.
Все арии транслировались на экране на двух языках: русском и английском. Глаза неустанно бегали по табло и видели фразочки вроде "Dead? Dead!" (Умер? Умер!) во время трагической дуэли или "old stupid woman" (старая глупая женщина) о няне Филиппьевне. Или вечные "told, told, told" (сказал, сказал, сказал) вместо "промолвил", “прошептал”. Все это выглядело забавно и несуразно, особенно по отношению к великому произведению гениального поэта. Возможно, это лишь от скудного словарного запаса английского языка по сравнению с языком оригинала…
К финалу зал потихоньку пустел, и причина – не только в очередях за куртками в гардеробе. Сейчас молодую аудиторию проще всего привлечь красочностью мизансцен, пышностью и живостью всего происходящего. Глаза молодёжи цепляются за ярких персонажей и необычные решения. За “внешней шелухой” постановщики многих театров зачастую прячут слабое исполнение и скудные голоса актеров, однако с этим у Мариинского театра проблем, как минимум, в этом случае точно не было.
