Высшая Школа Журналистики и Массовых Коммуникаций

Эпоха Бережного: партийная модель выпускника (3-я часть)

Г.В. Жирков

Обратимся к трудам классика истории русской журналистики В. Е. Евгеньева-Максимова, труды которого справедливо до сих пор входят в научный оборот. Вся деятельность основных русских прогрессивных интеллектуальных изданий была им переосмыслена в русле социалистической журналистики, что казалось вполне естественным в период написания ученым «Очерков по истории социалистической журналистики в России XIX века» (М.; Л., 1927), где он выстраивает следующую произвольную «прогрессивную» цепочку изданий: «Отечественные записки» (В. Г. . Белинский, В. Н. Майков. В. А. Милютин) — «Современник» Н. А. Некрасова (Белинский, Милютин, Герцен) — «Современник» Н. Г. Чернышевского — «Колокол» Герцена — «Отечественные записки» с влиянием народничества — марксистская журналистика 1890-х годов («Новое слово», «Начало»).

С современной точки зрения такой подход кажется анахронизмом, рассматривается как внеисторический. Действительно, даже внешне он свидетельствует о деградации, так как «Новое слово» и «Начало» — издания малозначительные для истории журналистики, снижающие общую тенденцию. Но как показали новейшие научные изыскания, для развития журналистики деятельность так называемых реакционеров А. С. Суворина, М. Н. Каткова тоже во многом имела революционное значение, так как способствовала прогрессу именно журналистики: создание определенного типа издания, имевшего значительный успех, борьба за повышение в глазах власти и общества роли журналистики, развитие профессионализма журналистики и др. Необходимо отметить и последующий эффект утвердившегося в филологии подхода к истории. Молодые исследователи журналистики воспринимали под воздействием господствовавших взглядов в первую очередь именно эти особенности методологии историко-филологической науки той поры, что, в конце концов, привело к существенным искажениям объективной картины не только истории литературы и журналистики, но и их теории, которая не может не базироваться на исторических основаниях. Политико-идеологические привношения в историко-филологической петербургской школе не стали ее определяющими качествами. Ее «провинциальное положение» помогало сохранить многие классические традиции и в советских условиях. Умный ее представитель или читатель умел отделять зерна от плевел, о чем говорит востребованность трудов того же Евгеньева-Максимова.

Сами ученые осознавали недостаточность своих работ, о чем свидетельствует их обращение к коллективному исследованию истории журналистики. Создание коллективной монографии «Очерки по истории русской журналистики и критики» (Л., 1950), где необходимо было представить не только социалистические издания, но и все направления и течения периодики, их деятелей и литераторов, несколько корректировало установившийся характер научных изысканий, давало возможность полнее, комплексно раскрыть историю русской журналистики XVIII–XIX вв.

Журналистская наука в университетских стенах, таким образом, стартовала, опираясь на филологию и наследуя ее плюсы и минусы, что скажется и на характере модели подготовки журналистов.

Под давлением сложившейся социально-политической атмосферы, господства партийной бюрократии создавалась раздутая историко-журналистская лениниана, гипертрофированная «теория» о всеобъемлющем, научном партийном руководстве, об информационном процессе, представленном как сугубо публицистический. До сих пор некоторые теоретики относят информацию к публицистике, внося путаницу в учебный процесс. Вообще с помощью партийного руководства закладывалось реальное противоречие в развитие общих информационных процессов: при их массовизации шло сужение диапазона информации и проблематики журналистики, журналистской сенсации. Теоретики пытались объяснить это особенными принципами и функциями партийно-советской или социалистической журналистики. Данный подход искажал научные обобщения практики такого типа СМИ, как телевидение, которое на том этапе как раз наиболее полно отражало становление цивилизации массовой культуры. Наконец, такого рода теоретические взгляды негативно сказывались на отношении практиков к теории, видевших в ней что-то совсем ненужное для них. И сколько бы теоретики ни доказывали обратное, здоровый скепсис брал свое. В студенческой массе он также имел место, что ощущается, несмотря на произошедшие изменения, и в современных условиях. Теоретикам еще предстоит доказать журналистскому сообществу полезность и важность для него теории журналистики.

Естественно, модель выпускника факультета во многом базировалась и на этих теоретических подходах, что снижает ее ценность для нас. Однако в тех условиях она отражала потребность общества. Что касается «теории журналистики», то она не сводилась лишь к негативному. Политизация не могла поколебать основы методологии филологии: языковых проблем, информационно-технологических процессов, вопросов становления форм, типологии, жанров и т. д. Все они, кстати, имели свойство практицизма, относились к журналистскому ремеслу и мастерству, информационным технологиям. И как раз этим и была особенно сильна модель выпускника факультета журналистики.

На нем царил культ практики. В учебный процесс активно вводились мастера пера — видные журналисты. На факультете читали лекции известный репортер Матвей Фролов — «Мастерство радиорепортажа»; редактор «Ленправды» М. С. Куртынин и ее ответсекретарь А. А. Максимов — «Лицо современной газеты»; Л. И. Алешина — «Мастерство тележурналиста», И. Ф. Масленников — «Телевидение как искусство»; редактор «Ленинских искр» В. Л. Бианки — «Детская газета», аналитик-очеркист Б. А. Чертков («Ленправда») — «Отдел промышленности в газете» и др. Чаще, однако, журналисты вели семинарские занятия, защиты производственных практик. Студенты активно и заинтересованно обсуждали работы товарищей по группе. Определялись и награждались лучшие практики. Итоги защит и практик подводились на вечере «По родной стране», ставшем традиционным. Это был настоящий факультетский праздник, который готовился по особому сценарию, собирал и студенчество, и преподавателей, и журналистов.

Факультет узаконил наряду с исследовательским творческое дипломное сочинение, где наиболее важную часть представляли публикации студента. Обычно руководство такими работами осуществляли журналисты-соискатели и почасовики.

На факультете выпускалась экспериментальная учебная газета. Это мог быть обычный номер из 4–6 полос малого формата, но при желании студентов он мог иметь формат и большой газеты, и книжки. Выпускались радиогазета, учебная телепередача. Наконец, под руководством преподавателей готовились отдельные номера районок и многотиражек. Бывало и так, когда в течение определенного времени студенты издавали газету на предприятии. Мне, будучи студентом второго курса дневного отделения, как и моим товарищам, пришлось целый семестр учиться по вечерам, а днем практиковаться в местной печати. С большим удовольствием я работал в тосненской газете, набирался опыта под руководством Г. Ф. Никишина, З. С. Соколинского.

Летняя производственная практика журфаковцам чаще всего заменяла каникулы. Она для них не только имела творческий смысл, но и была средством поддержки студенческого бюджета. Редакции помогали студенту и выкраивали ему ставку на 1,5–2 месяца. Многие студенты практиковались каждое лето.

Так, мне довелось после завершения первого курса поработать в штате «Комсомольского племени» в Кирове, где мы вдвоем с молодым журналистом Л. Добровольским в качестве выездной редакции молодежной газеты выпускали на всесоюзной ударной стройке небольшую газету; в «Советской Татарии» в Казани, где вместе с сокурсником Петром Кононенко мы подготовили полосу о строительстве завода органического синтеза; в «Индустриальном Запорожье». Еще одна практика прошла в печати родного Ленинграда.

Программа производственных практик, которую студенты предъявляли редактору, была выстроена по нарастающей сложности:

информационная (заметка, хроника, зарисовка, репортаж);

аналитическая (корреспонденция, статья разных видов, обзор печати);

художественно-публицистическая (рецензия, фельетон, очерк разных видов).

Например, в «Индустриальном Запорожье», газете вполне авторитетной, в ходе практики после третьего курса вышли мои очерки «Зеленая собственность», «По жизни твердым шагом»; фельетоны «Интервью с сейфохранителем», «Занедужили» и др. Конечно, регламент практики не всегда выдерживался: у кого-то не получалась статья, у кого-то — фельетон. Но студент обязан был попробовать себя и в этих жанрах, представить на защиту практики рукописи своих попыток.

Практиковаться должны были и штатные преподаватели. Они не только печатались в газетах и журналах эпизодически, но и проходили в прессе, на радио и телевидении плановые стажировки. Еще одним каналом связи преподавателя с журналистикой были проверки им прохождения студентами производственной практики. На всю жизнь запомнился мне «круиз», совершенный с этой целью чаще всего на верхней полке вагона пассажирского поезда, билет на которую приходилось выбивать с помощью того или иного обкома. Добровольно, вместо отпуска я побывал в газетах, на радио и телевидении в Куйбышеве, Пензе, Челябинске, Омске, Вологде. В одной редакции все обстояло благополучно, студенты работали успешно; в другой приходилось разговаривать с редакторами: практикантов не публиковали; в третьей пришлось задержаться: у студентов практика не шла — чем-то надо было им помочь.

Таким образом, модель выпускника факультета 1960–1970-х годов, несмотря на политизированность, имела целый ряд важных позитивных характеристик. При этом надо еще учитывать то, что известная степень политизации в преподавании и науке досталась факультету журналистики в наследие и от филологического факультета. Так, история русской журналистики, активно исследуемая на нем, оказалась в числе бдительно контролируемых сверху дисциплин, предпочтение отдавалось истории большевистской и партийно-советской печати. В условиях нового государства научные интересы одного из наиболее авторитетных создателей журналистской специализации на филфаке В. Е. Евгеньева-Максимова и его коллег были сосредоточены на так называемом прогрессивном направлении журналистики, что послужит образцом для дальнейших исследований, поскольку совпадет с социальным заказом Советской власти в области теории и истории журналистики. Якобы прогрессивное, марксистско-ленинское направление в русской печати получит детальную разработку.

В своей книге А. Ф. Бережной приводит «Памятку» — методичку для студента: документ, хорошо отражающий эту важную сторону модели выпускника факультета тех лет. Вот чем он должен был заниматься на первом курсе:

«1 семестр. Введение в журналистскую практику (источниковедение и библиография, культура труда журналиста). Изучение газетный жанров и семинарские занятия с разбором контрольных заданий (Задания представляются на кафедру: к 25 октября — заметка; к 25 ноября — расширенная информация; к 15 декабря — отчет).

Производство и оформление газеты. Машинопись. Фотография.

2 семестр. Изучение информационных жанров и выпуск учебной газеты (Задания представляются на кафедру: к 18 марта — интервью; к 25 марта — зарисовка; к 15 апреля — событийный репортаж; к 8 мая — публицистический репортаж).

Выпуск двухполосной учебной газеты — со второй половины марта.

Фоторепортаж. Оформление и производство газеты…» (с. 100).

Так расписана вся учебная работа студента и в дальнейшем: она, как видим, насыщена практическими усилиями учащихся по освоению профессионального труда. Вся эта деятельность деканата, преподавательского состава и журналистов была очень существенным моментом в модели выпускника журфака 1960–1970-х годов. Ее политизированность не мешала выпускнику адаптироваться в любом журналистском коллективе. Нередко редакции предлагали нашим практикантам оставаться в штате газеты или журнала, и бывали случаи, когда студент соблазнялся предложением и переходил с дневного отделения на заочное.