Высшая Школа Журналистики и Массовых Коммуникаций

История университетского журналистского образования — это история постоянных и нелегких поисков, трудных перестроек и совершенствования, не лишенных грубых просчетов и ошибок. На первом же этапе еще и болезненного его утверждения.

В журналистских кругах, где в те годы преобладающее большинство не имело специального профессионального образования, а нередко и общеобразовательный уровень многих ограничивался пределами средней школы, чаще всего раздавалось: «Журналистами не становятся, а рождаются», — то есть выучить этому невозможно, и поэтому учить бесполезно. Те же, кто заканчивал ГИЖи КИЖи, только с этой формой связывали подготовку кадров для прессы. И организация журналистского образования в университете тоже одобрялась здесь отнюдь не всеми — это, мол, профессия творческая, чисто прикладная и ей не место в учебном заведении, готовящем научные и преподавательские кадры.

Ее уровень и обеспеченность не удовлетворяли и студентов. Дело в том, что учебный план отделения журналистики на первом этапе полностью повторял перечень всех дисциплин цикла русского языка и литературы (включая древнеславянский, общее языкознание, латинский или греческий языки и т.д.). При этом, правда, надо заметить, что такой сильный наклон нашей подготовки к чистой филологии объяснялся не только несовершенством учебного плана, отсутствием необходимых пособий и преподавателей по специальности. На первых порах это делалось с целью дать студентам отделения такую подготовку, которая при необходимости позволяла бы сменить журналистику на преподавание русского языка и литературы в школах. В первых дипломах поэтому наряду со специальностью «литературный сотрудник газеты» стояло еще: «филолог». К счастью, от этого быстро отказались. Но тем не менее для профессиональных занятий выкраивалась лишь микроскопическая доля в системе специальных курсов и семинаров, за счет педагогической практики, от которой студенты-журналисты все же освобождались. Лекции слушали общим потоком с русистами, естественно, без какой-либо приближенности их к нашей специализации. К тому же никаких пособий, если не считать брошюрок, издававшихся Московской партийной школой, не было. Специальные занятия пока еще преподавателями обеспечивались плохо и на первых порах проводились сразу с целыми курсами, что вызывало недовольство студентов, особенно тех из них, которые до этого учились в КИЖе.

В редакциях к практикантам, а затем и к первым выпускникам нашим подчас относились скептически-настороженно или, наоборот, ожидая большего, к чему они были готовы. Как-то в одной из редакций мне сказали: «Мы думали, что к нам приедет студент третьего курса и поможет лучше делать газету...»

Все это — и в журналистской, и в университетской, и в студенческой среде — приходилось и было необходимо преодолевать. Но все же, как говорится, караван продолжал двигаться в том же направлении...

В начале апреля 1949 г. МВО издало приказ «О мерах по улучшению подготовки журналистских кадров на филологических факультетах университетов», которым не только определяло необходимые меры для утверждения этой системы образования, но обязывало и университеты быть более активными в решении имеющих к этому отношение вопросов. И наконец, указ о создании факультета журналистики при МГУ, «высочайше» утвержденный подписью И.В. Сталина служил закреплению университетской формы подготовки журналистов. Открывались новые отделения, а затем и факультеты. В 1949 г. приказом МВО при нашем отделении началась подготовка журналистов по заочной системе и факультативно — редакторов книжных издательств.

Последовательно и неуклонно совершенствовалось то, что касалось учебного плана и профессиональных занятий, разрабатывались и читались особые курсы лекций. Но, оказалось, главная опасность исходила совсем не отсюда.

Это было время, когда после смерти Сталина и пришедшего на его место Н.С. Хрущева в стране совершались большие перемены. В журналистике они ознаменовались созданием новых типов изданий и изменением имевшихся, районные газеты преобразовывались в межрайонные, а колхозные многотиражки вообще закрывались. Общее число газет поэтому сокращалось — если в 1946 г. их было 7 039, то в 1966 стало 6 528. Но зато в несколько раз возрос их разовый тираж (с 5 334 тыс. экз. он поднялся до 24 462). Число изданий журнального типа поднялось с 960 до 4 342, а их тираж с 353,2 тыс. до 9 696,5. Деятельность журналистов стала более раскрепощенной, обогащалась новыми темами, формами и жанрами. Но среди разнохарактерных реформ Хрущева, собственное образование которого ограничивалось пределами начальной грамоты, были касающиеся высшей школы. Он предлагал отдавать преимущество вечернему и заочному обучению, к учебе допускать лишь людей непременно имеющих производственный стаж, так сказать, от станка и сохи, а высшие учебные заведения перевести поближе к сфере непосредственного производства. Чуткое к конъюнктурным веяниям МВО, например, сельскохозяйственный институт из Ленинграда выселило в Пушкино (ну, прямо в самый сельскохозяйственный центр! Но, мол, указание выполнено). Наше же журналистское отделение оно решило вообще закрыть — зачем его держать в крупном городе?

Как нам стало известно, уже не только готовился проект соответствующего приказа, но такой проект был завизирован всеми соответствующими министерскими службами. Осталось только подписать его министру...

К этому времени на отделении произошли существенные перемены: в 1949 г. в связи с болезнью оставил кафедру Евгеньев-Максимов, а заменивший его Западов вскоре прошел по конкурсу в МГУ, куда и переехал. В 1955 г. оставил по болезни кафедру Хавин. Исполнение обязанностей заведующими кафедр возложили на Алексеева (истории русской журналистики) и Бережного (теории и практики). Свою деятельность нам пришлось начинать с того, чтобы сохранить наше отделение. К тому времени, что видно из сказанного выше, оно уже завоевало прочный авторитет и на филологическом факультете, и в университете. Они поэтому энергично выступили в нашу защиту (существовавший ранее скептицизм и пр. ушли в прошлое). За подписью ректора, выдающегося геометра, чл.-корр. АН СССР А. Д. Александрова, секретаря партийного комитета университета и декана филологического факультета, известного лингвиста, чл.-корр. АН СССР Б.А. Ларина в Совет Министров СССР и Комиссию по распределению молодых специалистов МВО было подготовлено письмо, открывавшееся словами: «Ректорат, партийный комитет и филологический факультет Ленинградского государственного университета имени А.А. Жданова протестуют против ликвидации отделения журналистики при филологическом факультете университета и просят пересмотреть решение Министерства высшего образования о прекращении приема на отделение в 1955 г.». В этом письме указывалось, что выпускники отделения «сейчас работают во многих центральных, краевых и районных газетах, многие из них выполняют обязанности заведующих отделов, ответственных секретарей и специальных корреспондентов, некоторые работают заместителями главных редакторов и в партийном аппарате. Отделением подготовлен ряд кандидатов наук, ведется большая работа среди журналистов города Ленинграда и области, обеспечивается подготовка журналистов через систему заочного обучения. В настоящее время с ним поддерживают связь журналисты Чехословакии, устанавливается переписка с Союзом журналистов Индии».

В письме обращалось внимание на давние традиции и опыт подготовки журналистов в городе. В нем говорилось также о том, что и город с его многочисленными изданиями и высоко профессиональными журналистами, с мощной полиграфической базой и крупнейшими культурными центрами, оказывает огромное влияние на формирование будущих работников прессы. Используется для этого и издательская база университета, многотиражной студенческой газеты. Подчеркивалось: «Коллектив отделения и всего факультета, накопив большой опыт, укрепив свои связи с практическими работниками и пополнившись рядом новых преподавателей-кандидатов наук, имеет все возможности, чтобы намного улучшить качество учебной и научной работы. Закрывать отделение в таких условиях, по мнению ректората, партийного комитета и деканата филологического факультета Ленинградского государственного университета, — категорически заявлялось в письме, — нельзя» (Архив автора).

Не могу утверждать, что такое письмо было отправлено по указанным адресам, но с одним из его экземпляров мы с Алексеевым и направились прямо в сектор печати ЦК КПСС, работники которого ежегодно приезжали к нам на распределение выпускников и лучше всего могли знать об их последующей работе, а следовательно, и судить о нашем отделении — с этого началась наша с Алексеевым работа на кафедрах.

Для работников сектора печати поспешная инициатива Министерства оказалась совершенно неожиданной. Они сразу выступили в нашу защиту. Состоялись переговоры с МВО, и вопрос был снят — министерская «молния» обошла нас стороной.