Высшая Школа Журналистики и Массовых Коммуникаций

Ванюшкина В. Вера, Надежда, Любовь.

60 лет университетскому журналистскому образованию в России. 1946–2006. Ленинград — Санкт-Петербург, факультет журналистики СПбГУ. – СПб: Моби Дик, 2006.

Осенним утром 1939 года он собрал книги и учебники, которые решил взять с собой. Уложил все самое необходимое в небольшой чемоданчик и попросил плачущую мать приготовить завтрак. Делать мать ничего не могла: у нее дрожали руки. Он посмотрел на отца, который по-прежнему окаменело сидел за столом. Сам тогда согрел чай, приготовил себе два бутерброда с колбасой и быстро поел, затем обнял родных и пулей вылетел из дома. С тех пор они никогда больше не встретились…

«В тот октябрьский день никто из нас не представлял, как будут развиваться события дальше», – говорит Сергей Васильевич Смирнов, профессор факультета журналистики СПбГУ, доктор исторических наук.

Мечта – поступить в Кораблестроительный институт и построить «летающий корабль» мгновенно стала таять, превращаясь в маленькую студеную звездочку. У стола председателя комиссии, толстого и близорукого полковника медицинской службы, он услышал окончательный и судьбоносный приговор: «Будешь служить в авиации!»

Так он попал в Качинскую Краснознаменную школу летчиков имени Мясникова в город Севастополь.

Этот период, с октября 1939 по 1942 год, для начинающего армейца Смирнова был серьезным испытанием. Из роты охраны вскоре его перевели в мотористы, в третью учебную эскадрилью, где летчиком и инструктором был Александр Кулагин, впоследствии ставший дорогим и преданным другом молодому бойцу. Туда же в этот период прибыл учиться Василий Сталин, о котором в школе распространялись легенды.

Овладеть новой специальностью (обслуживать самолет УТИ-4) для курсанта Сергея Смирнова не представляло никакого труда. До службы в армии, в 1937 году, после окончания ФЗУ он успешно работал на заводе-гиганте «Красный треугольник». Способному парню был присвоен шестой разряд! В девятнадцать лет он возглавил бригаду, которая обслуживала электродвигатели большой мощности в ведущих цехах предприятия, а также обеспечивала бесперебойную работу заводских подстанций. Сергей Васильевич не мог остаться равнодушным к тому, что родные очень нуждались в деньгах. Несмотря на то, что глава семьи ежедневно печатал их в огромном количестве на государственной фабрике Гознак, дома они по-прежнему составляли огромный дефицит. Поэтому оставленная учеба с седьмого класса теперь каким-то невероятным образом сочеталась с тяжелейшей работой на заводе.

Говорят, что неудача – это отсутствие мужества пытаться что-то сделать. Чтобы реализовать мечту, необходимо ежедневно прикладывать усилия. Только тогда ты сможешь достичь цели. Этим правилом руководствовался Сергей Васильевич, когда взял с собой в армию книги и учебники, чтобы в период службы готовиться к вступительным экзаменам в Кораблестроительный институт. Но он не знал, что в тумбочке армейца по военному уставу не должно находиться ничего, кроме зубного порошка и мыла…

Тогда сидя, а точнее, стоя на обледенелом, мокром, каменном полу здания гауптвахты, провинившейся армеец впервые почувствовал интерес к летному делу. Все время он слышал рев моторов учебных самолетов, которые, как птицы, легко кружили над его головой. И этот звук был для него синонимом свободы, синонимом счастья и воли. Смирнов не был курсантом, но летным искусством он овладел.

Но не только рев самолетов будоражил романтическую мальчишескую натуру. Еще было море. Бескрайнее и пенистое. Игривое и искристое. Бурное и могучее. Оно волновало его, било морской волной о песок, манило своей стихией и невероятной силой. «Море стало главной симфонией моей жизни. Я слушал эту симфонию ночью и днем», – напишет намного позже Сергей Васильевич в своих воспоминаниях «Мир и война».

Может именно симфония моря, которая звучала в душе юного бойца, и помогала пережить кровавую и бескомпромиссную войну. Войну за Родину и Веру, за Честь и Достоинство, за Храбрость и Волю. Но были такие моменты, которым, казалось, не место на войне. Любовь и свадьба. Началась дикая бомбежка, все спрятались. И вдруг, как мимолетное видение, как гений чистой красоты, легкой походкой идет к самолету девушка. Для всех это было потрясение. Нина Михайловна Алик. Прошло двадцать лет, как ее не стало, но этот образ бережно хранится в сердце Сергея Васильевич до сих пор…

Армейская служба бойца Смирнова закончилась на Сахалине. К двадцати шести годам на его счету было девять благодарностей от Верховного Главнокомандующего, 15 медалей, орден Отечественной войны II степени и тяжелейшая контузия. В 1946 году, демобилизовавшись из рядов Советской Армии, он вернулся в Ленинград.

На следующий год поступил на филологический факультет (отделение журналистики) ЛГУ. Поистине там тогда был звездный состав не только преподавателей (основатель отделения журналистики – Петр Яковлевич Хавин), но и студентов. Достаточно упомянуть два таких имени, как Федор Абрамов, писатель, и Юрий Лотман, будущий выдающийся ученый. В 1952 году Смирнов получил диплом и был рекомендован в аспирантуру, которую сочетал с работой редактора газеты «Ленинградский университет».

Успешно защитив кандидатскую диссертацию в 1956 году, он стал ассистентом кафедры теории и практики партийно-советской печати, затем доцентом и ее профессором. Как педагог и ученый неоднократно награждался почетными грамотами и медалями.

Игорь Сергеевич Смирнов, сын Сергея Васильевича, биолог, кандидат технических наук, выиграв гранд, находится сейчас в США.

Наталия Ивановна Сосненко, вторая супруга Сергея Васильевича, работает в РНБ, очень милая и приветливая женщина.

В конце 90-х Сергей Васильевич тяжело заболел, перенес четыре серьезные операции. В настоящее время идет на поправку. Обещал написать книгу воспоминаний.

Сейчас, когда я пишу эти строки, в голове звучат стихи Булата Окуджавы:

Я ухожу от пули,
делаю отчаянный рывок.
Я снова живой
на выжженном теле Крыма.
И вырастают вместо крыльев тревог
за моей человечьей спиной
надежды крылья.

Мне всегда отчаянно хотелось разгадать, в чем секрет тех, кто выжил на войне. Что это – удача, простое везение или что-то еще? Веки тяжелым затвором смежились, и я полетела в глубокий темно-синий сон ночи. Мне открылась пустынная степь, посреди которой пламя красной ткани сильно волновалось и трепетало на ветру. Огненным дыханием войны там, на полотне, были выжжены слова: «Вера, Надежда и Любовь».