«У каждой эпохи – свои правила игры»: беседа о советской цензуре с Олегом Сердобольским
Герой нашего интервью с 1966 года работает в ТАСС, уже больше 50 лет он пишет о культурной жизни Ленинграда-Петербурга для крупнейшего информационного агентства СССР и России. За эти годы он написал около 20 книг и стал обладателем многих премий, среди которых премия Союза журналистов СССР и две премии Союза журналистов России. Об особенностях работы журналиста в условиях советской цензуры мы поговорили с Олегом Михайловичем Сердобольским.
Как цензура ощущалась в то время? Она казалась нормальным явлением?
Цензура существовала и действительно была жесткой. Мы понимали, что «вот об этом писать нельзя», «об этом нежелательно». Мы работали в официальном агентстве, а оно было органом при Совете Министров СССР. Все регламентировалось правилами, инструкциями.
Толстым железом был обит кабинет цензора на третьем этаже, и лицо, которое сидело за этой железной дверью, было непроницаемым. На столе у него лежали гроссбухи с перечнем всего, что «не для печати». Это был весьма длинный список, и «нельзя» было очень много чего.
Каким путем информация попадала в печать?
Существовало понятие – «технология прохождения информации». Например, если мы писали о научном открытии или об изобретении, то должны были получить визу от соответствующего учреждения о том, что оно согласно на публикацию этого материала в открытой печати. Нужно было узнать, было ли это открытие запатентовано, чтобы японцы или американцы не использовали его «за копейку». Затем шла редакторская обработка и прохождение через справочную службу, которая проверяла все названия, имена, формулировки, даты.
Помню, был скандал, когда мы с коллегой сделали материал, посвященный опытам по использованию рыб, как средств наведения на стратегические цели. Идея научной разработки была довольно прозрачно высказана, но каким-то образом этот материал все же прошел цензуру и попал в печать. Нам был объявлен выговор.
У вас было желание обходить цензуру?
В пору запрета «Реквиема» Анны Ахматовой композитор Борис Тищенко написал на этот текст потрясающее произведение. Впервые оно было исполнено в Доме композиторов. И я присутствовал на этом событии. Решил рискнуть и дал информацию о премьере на тассовскую редакцию для заграницы. И каким-то образом она прошла. Просто повезло, что она попала на информационную ленту в такие тяжелые времена. Просто цензор, наверное, оказался недостаточно бдительным.
Но это был редкий случай, обычно не хотелось обходить цензуру?
Нужно было технологию соблюдать. Я не имел права, как человек, подписавшийся под своими служебными обязательствами, их нарушать. Но все же были маленькие хитрости, которые иногда позволяли проскальзывать сквозь цензуру.
Цензура имела и плюсы, она могла фильтровать информацию и не пропускать, например, «желтые» материалы?
Во времена, когда я начинал, в советской журналистике не было понятия «сенсация» в западном смысле этого слова. Наоборот, мы стремились противопоставить нашим западным коллегам из капстран «советскую сенсацию», основанную на нашем образе жизни. У нас тогда была развита служба на зарубежные каналы, и у нас на ленте появлялась такая, например, информация: «Что можно купить на рубль в СССР» или «Городской транспорт Ленинграда» (как он выглядит, за сколько и куда можно доехать). Мы давали положительную информацию о жизни горожанина в большом городе и совершенно искренне об этом писали.
Была популярная рубрика «Страна Советов: новости дня». В эти подборки попадали самые интересные, крупные события, которые характеризуют наш сегодняшний день, как мы его проживаем, что строим, что сочиняем, что делаем в разных сферах жизни.
Были дополнительные требования для работы с иностранцами?
Бывали довольно деликатные случаи. К примеру, в начале 70-х приехал на гастроли в СССР оркестр Би-Би-Си с композитором-авангардистом Пьером Булезом. Для тех времен «железного занавеса» это было событие очень редкое, можно сказать, историческое. Но британцы привезли к нам авангардистскую музыку, к которой наша официальная идеология относилась весьма жестко. Нам посоветовали написать, что ленинградская публика холодно встретила зарубежных гастролеров. Я был на этом концерте и видел восторг слушателей. Ни композитор Кабалевский, ни дирижер Мравинский, к которым я обратился за комментарием, не стали ничего говорить корреспонденту ТАСС, решив, что в этой ситуации лучше промолчать. Но я честно написал, что прием публики был очень теплый.
Были ли фразы, которые нужно вставить в текст обязательно?
В советские времена тассовцы делали для городских газет большие, тяжелые отчеты – с первомайской и октябрьской демонстраций, с акций, посвященных Дню Победы. Делали одну полосу для партийной газеты «Ленинградская правда», другую для «Вечёрки» и молодежной газеты «Смена». Это была тяжелая работа, неблагодарная. Нужно было процитировать обязательно не меньше трех раз "»товарища Л.И. Брежнева». Очень важно было точно расставить всех руководителей партийного аппарата, строго по порядку, как это было принято. Не дай бог кого-то не упомянешь!
Важно было точно в каких-то событиях написать: «Участники конференции (митинга, слета, манифестации и т.п.) с большим подъемом приняли письмо в адрес генерального секретаря ЦК КПСС» или в какой-то еще официальный адрес. Таковы были «правила игры», которые необходимо было неукоснительно соблюдать. Но, как мне кажется, эти отчеты никто не читал, кроме начальников, проверявших, не пропущена ли в тексте его фамилия.
У каждой эпохи – свои правила игры. Существуют они и сейчас, когда информационный поток резко сместился в сторону ЧП, криминала, деятельности силовых структур, потеснив культурную информацию. Потребителей новостей держат на «информационном наркотике»: где чем скандальней негатив, тем больше шансов, что он соберет максимальное число просмотров на сайте. К сожалению, этот поток корректируется только в сторону чернухи. Джин выпущен из бутылки и это далеко не старик Хоттабыч.
