Что останется, если со всего размаху кинуть камень в стекло? Осколки. Семью Гончаренко разбил камень Евромайдана. Давно женаты, есть дети, небольшой частный дом в Черновцах. Жена – за Россию, муж – как он сам говорит, бендеровец. Семья не раскололась, просто пошла трещина: скандалы, конфликты, ссоры. К сожалению, так не всегда происходит.
Дом всегда рядом
Начинал, как все – в роддоме. Фотографировал букеты, улыбки и детские пеленки на больничном крыльце. Потом открыл свою студию, купил квартиру, после роддома начал вставать на ноги и делать первые шаги.
Споткнулся. Теперь приходится сидеть в Московском хостеле на Старом Арбате и учиться ходить заново. На шестом этаже в самом углу общей комнаты маленький двухместный столик у окна, за ним сидят молодой человек лет 25 и его ноутбук. Красные от недосыпа глаза и немного худощавые руки. Синяя кружка кофе с надписью «Доброе утро» и исписанный красный блокнот.
− Вы откуда, ребят? Надолго в хостеле?
− Мы из Питера, на несколько дней приехали.
− А вы?
А он из Донецка. Эмигрировал совсем недавно, пока обустраивается в столице. Долго не переезжал, потому что не мог оставить там родственников. Когда начались военные действия, продал всё, что было, чтобы купить билеты. Перевозил по очереди, кого куда. Родственники были по всей России, яблоки от семейной яблони упали в Волгоград, Краснодар, Екатеринбург.
− А домой вернуться не хочешь?
− Такой дом теперь всегда со мной. Он мне сувенир оставил.
Он приподнимает футболку и проводит указательным пальцем по идеально ровному круглому шраму на животе, размером чуть меньше виниловой пластинки. Несколько часов провисел на торчащей из какого-то здания железной трубе. Возвращался домой, рядом упал снаряд, откинуло взрывной волной. Как сняли – не помнит, после часа в буквально подвешенном состоянии потерял сознание, а очнулся уже в каком-то полугоспитале-полуподвале в красных бинтах и грязных одеялах.
−Это место для татуировки. Вот так, по кругу будет руна – спасательный оберег или тотем. Как у индейцев: солнце в полумесяце. А если серьёзно, то нечего дома делать, зачем обратно возвращаться. Всё было там, и здесь всё будет. Куда денусь, надо же семью кормить, а у меня теперь вся Россия – семья. Точнее семья по всей России.
Смотрит на меня, жмёт руку и желает спокойной ночи, обещает завтра немного Москву показать, то, что сам уже успел посмотреть. Он поселился здесь полгода назад. Последний и первый раз я его видел в ноябре. Иногда пишет и рассказывает, чем занимается. Открыл, как давно мечтал, своё рекламное агентство. Сначала раскручивал ресторан, жаловался на маленькую зарплату, но зато разрешали там бесплатно обедать. Сейчас выходит на связь редко, ездит по городам, набивает клиентские базы по всей России. Последнее сообщение: «На днях уезжаю в Карелию. Очень устал, замотался, по-моему, с самого Донецка не спал, но работать интересно. Когда теперь поговорим, не знаю. Вернусь домой – сразу напишу». Он всё ещё не спит, сидит с кружкой кофе и ноутбуком, смотрит уже из окна поезда или самолёта и называет «домом» Москву. Из Донецка в столицу, из разрушенного в белокаменный.
Обставини (укр. «обстоятельства») выше
Женщина в домашнем разношенном балахоне долго ищет вебкамеру с микрофоном и спрашивает, куда говорить. У неё уставшие глаза и большие заботливые руки. Из-за спины выглядывает гладильная доска с приготовленным на завтра отутюженным медицинским халатом. На плече поверх халата висит кухонное полотенце: только что закончила готовить. Утром должны приехать родственники из России. По привычке воспринимает поездку из Астрахани в Крым как что-то международное.
− Выше всего у меня всегда стояла семья.
На этот раз выше оказались обстоятельства.
Оксана Бирюкова каждые несколько месяцев ездила на могилу к отцу в Черновцы. Сейчас переживает, что завяли цветы и ухаживать за местом некому, потому что после присоединения Крыма к России она так и не смогла туда попасть. Больше года не видела двоюродных сестёр, родного города, всех однокурсников. Остались вдвоём с братом в двухэтажном доме на окраине Севастополя.
− С Томой и Валей недавно в первый раз поболтали после большого перерыва. Вышли в сеть в «Одноклассниках».
Тамара и Валентина – её сёстры. Живут в Харькове. Обе остались без работы, приходится питаться лапшой быстрого приготовления. Не то оттого, что дорого, не то оттого, что нечего больше покупать.
Валентина раньше была предпринимателем. Владела несколькими магазинами в центре города, в одном из них сама работала продавцом. После продуктового с полными полками осталась с пустым желудком.
− Там сейчас рэкет. После установления новой власти, от торговли пришлось отказаться. Пришли, положили «Калашников» на прилавок и сказали: «Хочешь работать дальше − плати». У людей нет денег – нет покупателей, нет покупателей – нет прибыли, нет прибыли – нечем платить, нечем платить – нет магазина. И так по всему городу. У них все шестерёнки в механизме в разные стороны крутятся, все друг другу мешают, а часовщика нет порядочного. Вот и стрелки пошли в другую сторону, обратно в девяностые, в оскалившиеся золотые зубы и малиновые пиджаки, вместо которых теперь бронежилеты.
Тамара работала шеф-поваром, копила деньги на свадьбу дочери, гордилась сыном, который недавно получил высшее в сфере туризма. Чёрно-белые ксерокопии красного диплома теперь зажаты между стеной и дверью в спальню, чтобы не скрипела, ресторанные ножи на кухне изредка режут картошку, а деньги до сих пор в банке, не могут сейчас их вытащить из депозита.
Что останется, если со всего размаху кинуть камень в стекло? Осколки, скандалы, шрамы и сломанные шестерёнки.
