Больше полугода тинэйджеры, родители и маленькие дети перевоплощаются в растения и шахматные фигуры. Каждое воскресенье в 17:00 они приходят в театральную студию Тимофея Илюшина – выпускника Санкт-Петербургской академии театрального искусства. Идет постановка пьесы по мотивам сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье». Из зрительного зала наш корреспондент наблюдал, как на сцене меняются социальные роли и обнажаются внутренние конфликты и противоречия.
Открываю дверь актового зала. На мгновение меня ослепляет блеск серебряного крутящегося шара под самым потолком. Из колонок гулко доносится:
-Не быть скотом! Не быть скотом! Не быть скотом!
Возникает ощущение, что я попал в ночной клуб правого толка, а не на репетицию любительского театра.
Режиссер сидит в углу напротив входной двери за компьютером, спиной ко мне. Голова его двигается в такт музыке, резиновые подошвы туфель отбивают ритм. Похоже на медитацию мастера перед началом тренировки.
Появляются первые актеры. Ребята тринадцати-четырнадцати лет, которых после репетиции ждет объемное домашнее задание. Лина пришла с дочерью Натальей и младшим сыном. Никита и Илья – братья (одному тринадцать, другому одиннадцать). Всего человек десять.
- Тяните руки. Попробуйте дотянуться до потолка.
На смену энергичному панк-року приходят безмятежные мелодии «The XX». Шар заменяется светом дюжины ламп. Так начинается тренинг перед репетицией.
В разное время Тимофей работал продавцом, грузчиком, профессиональным актером, кондуктором в автобусе, а ныне школьным преподавателем – ходит между учениками. При этом он смотрит не на актеров, а куда-то в сторону, за окна репетиционного зала, как будто обращается к загадочной метафизической пустоте.
- Представьте, что у вас замерзли руки. Их нужно согреть. Дышите на них.
Руки постановщика все время согнуты в локтях. Один рукав водолазки засучен, другой безвольно болтается. Переходя от одного ученика к другому, режиссер часто подтягивает штаны (есть в этом движении здорового человека средних лет что-то болезненное).
- Попробуйте дышать в ритм музыке. Музыка неплохая, спокойная. Попробуйте увидеть какие-нибудь картинки под эту музыку. Так, чтобы из одной рождалась другая (глаза закрыты!). Как в кино, в общем.
Окна помещения зашторены, чтобы время не позволяло себе проникать сквозь стекла, а актеры, зрители и сам режиссер вообще забыли об этой величине и сконцентрировались на чем-то более существенном.
- Теперь помычите.
Мычание отражается от стен и окон неприятной вибрацией в ушах. Мое присутствие делает актеров менее уверенными в себе. Выполняя задания режиссера, они постоянно оглядываются в мою сторону.
- Найдите себе пару, - новое задание режиссера звучит как приказ немедленно отыскать себе партнера или партнершу и тут же создать семью.
- Каждый возьмите из коробки по мячу.
Актеры берут пластмассовые мячики и расходятся по парам, образуя круг. Партнеры стоят примерно в полутора метрах друг от друга.
- По команде, - режиссер хлопает в ладоши, - меняемся мячами и произносим какое-нибудь прилагательное о сегодняшнем дне. Приготовились… – хлопок в ладоши.
За долю секунды большинство мячей оказывается на полу. Актеры бросаются собирать их, круг на мгновение распадается и соединяется вновь – как будто идет обратная съемка. Произнесенные слова едва можно отличить друг от друга – они сливаются в один короткий свистящий гул.
- Сила полета мяча равносильна громкости произнесенного звука, - режиссер глубокомысленно выдает афоризм, снова не смотря толком ни на одного из присутствующих, - Еще раз! – хлопок в ладоши.
Электронная музыка оседает в голове туманом, туман застилает глаза, и вот я будто бы в каком-то лабиринте из бесконечного мычания, летающих мячей и бессмысленных слов. Каково же тогда актерам, не говоря уже о режиссере?
Пока я находился в коротком забытьи, труппа начала новое упражнение. Оно называется «зеркало». Это когда партнеры должны симметрично повторять движения друг друга.
- Посмотрите в зеркало вашего партнера. Поговорите с ним. Начали! – хлопок в ладоши.
Здесь видно все. Доверие людей друг к другу. Гендерные противоречия. Истинная сила родственных связей. Пубертатные комплексы.
Рядом со мной стоят две пары. В первой – женщина и подросток. Ему тяжело работать со своей взрослой партнершей. Он боится совершить оплошность. Неуверенность заставляет его глупо улыбаться и постоянно краснеть. Мальчик задает вопросы, которые спокойно можно было бы и не задавать, - лишь бы преодолеть невыносимую пустоту молчания.
Во второй паре – мальчик и девочка примерно одного возраста. Их движения осторожны, пропитаны нервозностью и неким любопытством. Кажется, что они в равной степени боятся друг друга, но вместе с тем проявляют искренний интерес.
Начинается репетиция. Актеры стоят с листами текста в руках. Путаясь в словах, они роняют текст, наклоняются, чтобы поднять, и из рук падает очередной лист.
- Чем быстрее вы выучите текст, тем скорее вы сможете переключиться на работу с собой, а значит, и со зрителями, - устало вздыхает режиссер.
Надевая условные маски, взрослые стараются что-то делать, не слишком углубляясь в процесс. У пятиклассников и маленьких детей все выходит как-то само собой. Подростков (за редким исключением) больше волнует, как выглядят они сами, нежели исполняемые ими роли.
Режиссер обращался к пятикласснику Ване, неснимающему капюшон даже в закрытых помещениях:
- Тебе страшно, а это здорово. Запомни это ощущение – попробуем потом его как-нибудь развить. Как в «Матрице», где герой погружается в зеркало и не понимает, что с ним происходит. Очень классно. Супер.
Это вызывает смех у некоторых ребят. Похоже на новую стадию непонимания.
Тимофей постоянно двигается, делает какие-то замечания, напоминает актерам слова, наблюдает за всеми и каждым в отдельности – словом, он сам и есть театр. Мир, который подстраивает действительность под себя, диктуя свои правила игры и отсекая все лишнее.
- Вы должны делать это движение не ниже и не выше! Только так, как мы с вами договаривались! Еще раз…
После этих слов, кажется, что исполнительство – это в конечном итоге способность действовать по договоренности. А творчество, по-видимому, начинается там, где актер самостоятельно делает то, с чем мысленно режиссер уже согласен.
К концу репетиции актеры садятся перед режиссером на стулья и все вместе повторяют текст.
- Спокойно сядьте на свои места. Коля, не прячься во втором ряду, сядь в… партер. Петя, не надо качаться на стуле, пожалуйста. Илья, не надо так двигать стул – он сломается, - раздражение режиссера перетекает в шутливую игру. Глаза закатываются. Мысли собираются во взгляде, устремленном куда-то в пустоту. В голосе едва заметно закаляется сталь. Руки обхватывают тело, как будто удерживая хозяина от разрушительной импульсивности.
- Хорошо сегодня поработали. Плодотворно. Главное – учите текст. Предлагайте что угодно и больше придумывайте. Что ж, всем спасибо. До следующих выходных.
Труппа расходится в молчании. Из колонок доносится:
- Не быть скотом! Не быть скотом! Не быть скотом!
Я выхожу из зала, сопровождаемый этими звуками. Шар снова начинает свое однообразное движение, оставляя на полу желтые пятна света.
