О чем думают будущие госслужащие?
В Северо-Западной Академии Государственной службы сложно найти человека, который не знает пятикурсника Алексея Ильина. Он – председатель координациционного совета межрегиональной организации «Союз студентов», и ко всему прочему обаятельный молодой человек со своим мнением о госслужбе.
Три года за место под солнцем
Мы встречаемся у метро и долго ищем тихое кафе. Алексей рассказывает о скором отъезде в Крым и недописанной дипломной работе. Я понимаю, что времени у нас немного и сразу перехожу к вопросам.
- Чиновники – люди без специального образования. Сложно ли стать госслужащим?
-Чиновником низкого ранга стать совсем не сложно. Только никто туда идти не хочет.
- Почему?
-Низкая зарплата (в среднем в Петербурге – 15 тысяч рублей), тяжелая работа, абсолютно не творческая, однотонная. Перекладывание бумажек, составление отчетов, диаграмм, графиков. Контроль, контроль, контроль, надзор, надзор, надзор и абсолютно никакого творчества.
-Мне кажется, творчески можно сделать любую работу…- робко вставляю я.
Алексей отрицательно мотает головой.
-Когда я проходил практику в аппарате полпреда, в отделе работала девочка, которая отправляла исходящую документацию. Она изо дня в день, с девяти до шести, печатала адреса на конвертах, заклеивала, вкладывала письма – все. Какое здесь творчество? Человек от такой работы начинает хиреть. Отсюда большая текучесть кадров на низшем уровне. Можно, конечно, вводить инновационные технологии, но для этого необходимо полностью менять кадровый состав, потому что руководители этих же подразделений – люди минимум от 40 лет, которым даже с компьютером тяжело обращаться.
-Но это низший уровень. А как попасть на более высокий?
-Здесь ограничения накладывает федеральный закон о государственной и гражданской службе. Согласно нему, предположим, на должность ведущего специалиста, начальника отдела ты можешь претендовать, только если у тебя за спиной не менее трех лет работы в госоргане.
-То есть, три года печатаешь бумажки, а потом становишься «специалистом» или «начальником»? А что там делаешь?
-По сути, по-прежнему печатаешь бумажки. Просто уже менее активно, потому что у тебя появляется кто-то в подчинении.
-И уже не за 15 тысяч.
- Да, зарплата увеличивается сразу в три раза. В среднем. Ну, уже можно жить. Но первые три года нужно тоже как-то существовать.
- А разве нельзя это делать параллельно с учебой, другой работой?
- Совместительство на госслужбе невозможно. Совмещать работу в госоргане можно только с преподавательской деятельностью.
-Но как-то же туда попадают! – не выдерживаю я.
- С формальной точки зрения, закон не обойти. Но если человек себе сделает стаж… - Алексей выдерживает длинную паузу. - Стаж, к сожалению, у нас в стране покупается, это не сложно. Но просто так, с улицы, туда не попадешь. Именно поэтому, может, и складывается впечатление, что чиновники «жируют». Можно еще построить «карьеру депутата». Избраться в муниципальный совет, поработать там, потом либо пойти помощником депутата в какой-нибудь законодательный орган, либо попытаться избраться по партийным спискам в этот орган. И уже на депутатском поприще иметь хорошую зарплату, штаб помощников и вести очень интересную деятельность.
«Не пойман – не вор»
-Но смотри. Почему у нас так не любят чиновников? Потому что они сверх зарплаты еще получают какие-то откаты.
-А кто им дает откат? Какие претензии? Вы сами все даете.
- Но ведь не по собственной инициативе…
-Что значит, «не по собственной»? Извините. То есть как: чиновник ставит дуло к виску и говорит: «Дай!»? Нет. Дело вот в чем: человек в госоргане платит не за выполнение услуги, а за скорость. Есть регламент оказания какой-либо услуги населению, там прописаны сроки. Допустим, загранпаспорт тебе выдадут в течение двух месяцев. Ты можешь получить его быстрее, можешь вообще за один день, но для этого тебе придется как-то договориться. С юридической точки зрения, у чиновника есть эти два месяца, он все это время будет пинать бумажку из кабинета в кабинет, учинять себе препятствия. Но никто не говорил, что будет легко.
-А почему чиновник не может сделать все тут же, не растягивая?
-А таких у него знаешь, сколько? – Алексей повышает голос, будто выступает с трибуны. - Каждый день приходят сотни граждан. Сделать сто дел сразу он не может. Потому нужно их как-то ранжировать. Приходится ранжировать таким хитрым образом.
- А еще считается, что чиновники часть денег, выделенных на что-либо, складывают себе в карман…
- По-разному. Это уже вопрос эффективности работы правоохранительных органов. Когда чиновник ворует, то это карается уголовным кодексом, и если прокуратура или какие-то другие органы пропускают такое – это их косяк. Нельзя обвинить общество, в том, что у нас есть воры, убийцы и прочие.
-Получается, что если у чиновника есть возможность своровать, то грех ей не воспользоваться?
- Нет, абсолютно неправильно. Просто чиновник в рамках сложившейся системы поступает вполне законно и нормально. То, что он не всегда расторопный, не всегда любезно оказывает услугу, можно понять. Он тоже человек, у него свои проблемы. Его самого раздражает вся эта бюрократическая волокита. Здесь нужно менять систему. Например, государство может передать эту услугу на исполнение третьим лицам: коммерческим или некоммерческим организациям. Удачный пример – то, что у нас сейчас гостехнадзором занимается частная компания. Быстро, качественно, без волокиты. Такой метод давно практикуется в странах Западной Европы. У нас пока это в новинку.
- Но ты ушел от вопроса. Ты говорил, что если система позволяет чиновнику половину государственных денег откладывать себе, то это нормально, что он так делает?
- Нет, я не так говорил. – Алексей задумывается. - Если человек кладет деньги себе в карман – это воровство. С воровством должна бороться прокуратура. Если она с этим не борется…
-Подожди. Почему почти все люди, у которых появляется возможность воровать, воруют?
- Ну почему «почти все». Если это делают почти все, то значит, почти все должны сидеть. У нас в стране действует презумпция невиновности. Не пойман – не вор. Сидят за коррупционные преступления у нас очень мало народу. Значит, все нормально в стране.
- Это формально.
- На госслужбе есть такой принцип: разделение ответственности. Есть полномочия одного органа, есть полномочия другого. Они не пересекаются, друг другу в кухню не лезут. В идеале все они делают свое дело хорошо, и все в стране хорошо. В реальности кто-то косячит. В данном случае, косячит прокуратура. Она не наказывает. Человек, который знает, что ему ничего не будет, будет безнаказанно совершать преступления.
- Так стоит ли что-то делать с госсистемой, по-твоему?
- Нужно отладить систему контроля и наказания. У нас эти элементы отсутствуют напрочь. Я вообще бы восстановил такие методы, как лагеря, конфискацию имущества, расстрел. История показывает, что ужесточение наказания всегда приносило свои плоды. Когда в Древней Греции при Драконе за все – драку, воровство, убийство, следовала смерть – преступления не совершались. Расставаться с жизнью-то не хочется.
-Но неужели человеку нужно обязательно ставить такие жесткие рамки, неужели нет какого-то самоконтроля? Религия, национальная идея?
-В нашем обществе – нет. Никогда религия не была таким классным инструментом контроля. В Средние века ее боялись не потому, что были такие набожные, а потому что не хотели быть сожженными на костре. Единственное, что заставляет человека задуматься о своем поведении – угроза его жизни. Спасти наше государство могут только массовые расстрелы. Это жестоко, это противоречит женевским конвенциям, но это эффективно. Никогда никакие женевские конвенции до добра не доводили.
Беседа переходит на тему рыночной экономики и умения «продавать себя». Потом мы снова возвращаемся к госслужащим.
- «Чиновник – это солдат»,– пересказывает Алексей слова нового ректора СЗАГСа. - Разница только в том, что он не ходит строем и песней не поет. Он не имеет никаких прав и свобод. Он даже не имеет права высказать свое мнение. Он не может свободно передвигаться по стране. Чиновник может отыграться только на том, кто в какой-то момент ниже его. Он этим и занимается.
- Предположим, у тебя есть какая-то власть. Ты тоже будешь отыгрываться на подчиненных?
-А кто этого не делает?
- И ты точно также будешь отправлять себе в карман часть госденег?
- Еще раз повторяю. Это воровство. Я не вор. Я не думаю, что в предлагаемых обстоятельствах найдется человек, который скажет: «Да, я хочу сесть в тюрьму». С точки зрения злоупотреблением полномочиями – тоже нет. Но ускорение каких-то процессов – вполне. К тому же, никто не отменял кумовство. Друзья, знакомые, родственники – это не просто люди с улицы. А если человек меня отблагодарит – я с радостью приму благодарность.
- Я слышала, что в Академии к твоей деятельности относятся двояко. Одни говорят, что ты молодец, все делаешь, организовываешь, другие называют тебя «порядочной сволочью»…
- Я очень рад, что все в Академии делятся по двум этим точкам зрения. Это значит, они находятся в зоне моего влияния. Для одних мое слово веское, другие сделают с точностью наоборот. То есть от моего слова будут зависеть действия и тех, и других. Ко мне и в ректорате такое отношение. Одни считают, что Ильин ужасный, заворовавшийся, оскотинившийся тип, другие - Ильин молодец, и вообще он все правильно делает.
- «Заворовавшийся»? А кто говорил, что он «далеко от всего этого»?
- То, что обо мне ходят такие слухи, это не значит, что они правдивы.
-То есть, не воруешь?
-Нет, честно. Слухи, естественно, рождаются не на пустом месте. Если у тебя есть допуск каким-то ресурсам, считают, что ты ими пользуешься. Чужого я не беру. Но свое – имею право. Уровень этого «своего» определяется индивидуально.
-Так чиновники, может, тоже определяют индивидуально: вот эта половина – мое.
-Здесь есть закон. Я закон не нарушал. Спроси у половины людей в Академии: «Ильин ворует?» - «Вообще аферист!». А докажи. Хрен у кого получится. Почему? Потому что закон я знаю. В рамках закона я ни капельки не нарушаю. То есть.. Не для протокола, – добавляет он, поглядывая на мой диктофон. Я демонстративно его выключаю.- Например, была у нас масленица. В отчете в качестве какого-то приза – набор посуды. Но кто виноват, что этот набор выиграл мой сосед по комнате?..
«Лучшие» системе не нужны
-Чем ты собираешься заниматься сейчас? Бизнес, политика?
- Некоммерческая организация, выполняющая какой-либо госзаказ. Посредник между бизнесом и политикой.
-А политика?
-Да, но не сейчас. Заниматься политикой можно с капиталом 5 – 6 миллионов.
- Ну да. Теперь «все покупается».
-Всегда так было. Просто не всегда в денежном эквиваленте.
-Но почему к власти не могут прийти действительно лучшие?
- Система имеет своего рода искусственный интеллект, она сама определяет, кто ей нужен. Если ты этой системе не соответствуешь – она тебя выплюнет. Самые лучшие системе не нужны.
- А какие нужны?
- Это зависит от системы. Где-то нужны вороватые, уголовники. Где-то – невинные овечки.
- А в нашей?
- Наша система очень неоднородна. На разных уровнях нужны разные люди. Из всех госсистем, которые есть, у нас самая лучшая, поверь. Лучше демократия быть не может. В странах Западной Европы, в Штатах она хуже только потому, что она там дольше. Монархия может быть лучше. Там есть хоть какой-то шанс, что к власти придет порядочный человек. В демократии такого шанса нет.
-Пессимистично получилось.
-Зато правда. Это не хорошо и не плохо, это данность. Есть такая теория, что в ближайшее время вся глобальная система кардинально измениться. Миром будет править не сила и не деньги, а информация. В этом отношении журналисты будут выступать тем, кем сейчас выступают госслужащие. Вы будете бездушными солдатами режима. – Я задумываюсь, Алексей подытоживает. - Люди прогнили, мир прогнил. Я вообще считаю, что если сейчас наступит конец света – это будет спасением для человечества.
