23-летний студент-искусствовед и организатор проекта «Fashion Expression» Кирилл Коробкин рассуждает о том, что будет, если из магазинов изъять джинсы, и объясняет, почему у Михаила Ходорковского нет пола, а верить стоит только каналу Animal Planet.
– Говорят, те, кто родился и живет в Петербурге, по натуре своей люди далеко не энергичные. Это про тебя?
– Я борюсь с Петербургом, но он все же побеждает иногда. Могу проваляться полдня на диване, просидеть за компьютером или за теликом и ничего не сделать. Мой знакомый, комиссар движения «Наши», говорит, что Петербург – болотный город, построен на болоте и люди в нем болотные. В принципе, можно согласиться с этим.
– Получается как-то с этим справляться?
– Ежедневник веду.
– Как в болотистом городе все-таки возник проект «Fashion Expression»?
– Сидели как-то с Артемом Балаевым, разговаривали про «Аврору» (прим. St.Petersburg Aurora Fashion Week), она тогда еще начиналась. Я говорил, что хочу сделать какой-то модный молодежный проект, делился идеями. Артем сказал, что сейчас в Европе идет тенденция на выставки. Я подумал, что нужно делать именно их, а не дефиле. Так дошел до идеи создания коммуникативного пространства для дизайнеров одежды нового поколения. Одну из девочек, участвующих в осенней выставке, пригласили на Фестиваль русской моды в Милане. Это компания «Societa Italia» устраивает. А другая девочка должна участвовать в St.Petersburg Aurora Fashion Week. При этом ей спонсируют коллекцию – ткани, в частности. Также ей дали интеллектуальный ресурс – фотографов, стилистов, пиарщиков.
– Почему вы выбрали именно формат выставок?
– Это дешевле.
– Честно.
– Сейчас вся Европа переходит на такой формат. Дизайнеры сотрудничают с современными художниками. Calvin Klein, например, свои платья в гробах выставляли. Одна из джинсовых марок вообще что-то порнографическое в галерее устраивала, с фалоиммитаторами.
– С какими трудностями сталкивался ваш проект?
– Старт-апы достаточно сложно продвигать, они особой финансовой отдачи не несут. Чтобы сделать любой проект, нужна команда. С этим были сложности, но она все-таки подобралась. Осенняя выставка, кстати, не получилась бы без человека, без которого Петербург был бы гораздо хуже, – Игоря Бурдинского. Мы мероприятие у него в «Красном знамени» (прим. бывшая текстильная фабрика, ныне центр современного искусства) проводили. Его команда очень нам помогла во всех планах – и в моральном, и в ресурсном, и в финансовом. Офис даже свой предоставили.
– Мода ведь не единственный твой интерес?
– Помимо моды интересуюсь социальной психологией, слежу за политикой, изучаю искусство.
– Мы живем в эпоху «информационного бума», когда мнений и фактов до того много, что где правда – непонятно. На что ты опираешься, когда создаешь свое представление о той или иной ситуации?
– Если уж верить телевидению, то только Animal Planet. Я смотрю, конечно, новости – Путин что-то говорит, Медведев что-то говорит. Ну, здорово, молодцы. Может быть, еще лет 5 назад я был фанатом нашего премьера. А сейчас уже любой его отчет… На самом деле ведь любая информация изначально безродна, она ни хорошая и ни плохая. Как повернешь, так и будет все восприниматься.
– Мода и политика не слишком совместимые вещи, на первый взгляд.
– Абсолютно совместимые. Это же огромные рынки сбыта, на полном серьезе говорю. Если обратиться к истории и рассмотреть моду не как одежду, а как социально-культурное явление, то найдутся примеры такой взаимосвязи. В XVII веке Франция торговала со всем миром. Все ходили во французских кружевах. Тот же ренессанс. С чего он вдруг появился? Была олигархическая семейка Медичей, которая его спонсировала. А костюм ренессанса возник как декоративно-прикладное ответвление эпохи. Опять же джинсы. Мы все носим американские джинсы китайского производства. Я думаю, если молодежь лишить джинсов, она быстрее выйдет на улицу, нежели чем выводить ее с идеями о свободе, демократии и правах человека. Так что, если затарить магазины льном, быстрее переворот наступит.
– Джинсы пока есть, но люди правительством все же недовольны. Несмотря на это на улицы выходит совсем немного людей.
– У нас никогда много не выходило. Всю российскую историю людей притесняли, а они терпели. Генетическая память, наверное.
– Играют ли социальные сети какую-то роль в объединении людей против сложившегося режима? Взять даже последние события в Египте, Facebооk оказался не просто игрушкой, в нем обнаружилась взрывная сила.
– Это все настолько, блин, искусственно. Если бы надо было и без Интернета бы вывели. Просто Интернет дает большую мобильность информации. Знаешь, директор Интернет-портала be-in.ru сказал, что комментарии в блогах – это, как будто ты сидишь с пьяным пиарщиком, а он тебе впаривает какой-то товар. Ты знаешь, что он полностью куплен, но веришь ему. Вот это и есть Интернет. Он весь проплачен. На какой-нибудь топовый блог работает далеко не один человек.
– В Интернет-сообществе выделяются свои герои. Тот же Алексей Навальный, человек, который еще не появлялся на телевидении.
– Я не верил таким никогда. Не стал бы ему деньги перечислять.
-По-твоему, все те разговоры, которые крутятся вокруг них – это много шума из ничего?
–Станислав Ежи Лец говорил: «Сочиняйте мифы о себе. Все боги начинали с этого».
– Историк Александр Янов считает, что проблема России в том, что здесь не могут отказаться от имперского мышления, признать, что наша страна больше не сверхдержава. Нам нужен такой человек, который бы от этого комплекса отказался. По его мнению, им мог бы стать Михаил Ходорковский. Тоже ведь герой.
– Я не отношусь к Ходорковскому, как к хорошей или плохой фигуре. Он безродное существо для меня сейчас. Потому что уже много лет он существует только в информационном пространстве. Вот уже 7 лет он бесполый, ни мужчина и ни женщина. Рен-тв говорит, что он хороший, ОРТ, – что плохой, кто-то вообще ничего не говорит. Люди обычно, не важно, глупые они или умные, приходят во власть с большими амбициями, которые постоянно растут. Стал президентом – появляются уже сверхамбиции, до Вселенной. Есть марионеточные правители, а есть воттакие. В России правителей без сверхамбиций никогда не будет. В Швейцарии – да, сидит в своем банке, считает деньги чужих государств. У нас – никогда.
– У Медведева тоже есть сверхамбиции?
-Конечно. Правда, там 99,9 % – это работа имиджмейкеров и пиар-менеджеров, но они просто помогают ему завернуть все это в красивую обертку, не более того. И у Миронова есть, да у всех.
– Есть те, кто воспринимает Бориса Немцова как неплохую альтернативу правящему тандему. Как тебе его политическая линия?
– Я его не поддерживаю. Мне кажется, я обожжен 90-ми. Помню, когда дома были рады двум курицам или, когда мама нам сестрой выдавала к чаю по два печенья. К тому же, все лозунги врут. Я думаю, большинство моих ровесников то же самое испытывают. Ни у кого нет детей. Некоторые выскакивают друг за друга, браки заключают по залету. Так трезво оценивать, что я этого хочу – нет. Это обожженость…
– Тина Канделаки, тем не менее, в одном из своих антикризисных видеороликов говорила, что мир перевернут 25-летние, они не знают, что такое страх.
– Нет страха перед тем, что все запрещают. Но можно подойти с другой стороны – говорят, что в России нельзя иметь свой бизнес. Поглощения всегда были, государством или нет, это уже другой вопрос. Хотя, если есть голова, деньги можно заработать всегда и где угодно. Вот есть настоящий страх перед тем, что что-то не получится. Мальчик, который работает в магазине на кассе, когда начинает говорить о каких-то своих планах и перспективах, слышит от других, что это бред, что без денег нельзя. У этого мальчика появляется страх, что ничего не выйдет, и он так и остается за этой кассой. Не знаю, как во всем мире, но в России такой страх точно есть.
– В чем нашему поколению все-таки повезло?
-Мы можем сказать, что Путин – ублюдок, и писать об этом в жж. Раньше за это в психушку упечь могли.
– Борис Ельцин дважды просил прощения у народа за свои ошибки – в октябре 1993 года и в момент ухода в декабре 1999 года. Как ты думаешь, возможен ли такой шаг сегодня со стороны правящих?
– Да нет, Ельцин в кадре был просто пьяным. Я думаю, его из-за стола выдернули, дали текст в зубы и заставили читать. (Смеется)
– В России сейчас усилились эмиграционные настроения. Приходила мысль бросить все и уехать?
– Да, я недавно на сайте Европейского агентства недвижимости смотрел стоимость квартир. Вообще у меня есть 3 вектора – либо здесь куда-нибудь в государственные мужья подаваться, либо начинать играть смыслами а-ля Пелевин «Generation П». Я все-таки представляю эти технологии, знаю, как это делается. И третий вектор – это если ничего не получается – подтягивать язык и сваливать (смеется). Хочу маленький домик у моря, в Калифорнии, например. Мне она по сериалу «Californication» нравится. Нюхать кокос, курить и пьяным водить машину. Если там так можно делать, то я только «за».
– Чувствуешь себя русским?
– Что такое русский? С той точки зрения, что я могу перебиться минимальными средствами – да. Как в монологах у Задорнова, из какой-то хрени сделать что-то, что поможет в жизни. С точки зрения совдеповской лени – нет. Это когда на вопрос «как дела?», ты отвечаешь либо «плохо», либо «нормально». Что такое «нормально»? Это либо так, как осталось, либо стало хуже, но не настолько хуже, чтобы невыносимо. Я стараюсь отвечать либо «хорошо», либо «отлично», в общем, не жаловаться. Бич России – жаловаться. Я надеюсь, то поколение, которое скоро умрет, унесет это с собой.
– Страшно звучит.
– Они должны умереть, потому что, если они не умрут, то ничего хорошего не будет.
Когда я выключила диктофон, Кирилл сказал, что сам хотел бы создавать для людей некую реальность. Хотя бы в небольших территориальных пределах.
Наталья Афонасьева
