Вечный спор Классики и Авангарда
…Авангард , вальяжно рассевшись на стуле, мечтательно рассматривал трещины на потолке, время от времени поправляя разноцветную кисточку на ярко-малиновой шляпе, сшитой из квадратов, кругов и угловатых рифм. Классика только головой покачала, оглядев этот «клоунский», по её неоспоримому мнению, наряд; сама она, худощавая брюнетка лет тридцати, была одета в скромное, изящное черное платье — просто и со вкусом. Она сидела прямо, не шевелясь и не моргая.
— И не надоело тебе со мной спорить? — строго спросила она у Авангарда, смерив его презрительным взглядом. – Ведь ясно, что это бесполезно. В любой толковый словарь загляни: везде написано, что я — идеал, образец, норма, основанная на принципах рационализма…
— …Что ты стройна, правильна, логичная и канонная до мозга костей – классика, словом! – рассмеялся Авангард. Впрочем, смех у него был беззлобный и даже приятный, какой и должен быть у симпатичного молодого парня. — Спрашиваешь, не надоело ли мне спорить? Мать, ты что, шутить научилась? Да я же родился из спора с тобой, — фыркнул Авангард.
—Вот и-мен-но! – подхватила Классика, и её маленькое сухое личико озарилось торжествующей улыбкой. — Сам признаешь, что появился позже меня. Я — старше; именно меня человечество взяло за образец в искусстве. Ты должен мне подчиняться, - сурово подытожила женщина.
— Да не будь я Авангард, если подчиняюсь хоть кому-нибудь, - невозмутимо ответствовал парень. — И что за глупости я слышу от столпа порядка? Когда это прожитые годы решали, прав человек или нет?
— Но ведь ты не человек, - поморщилась Классика. — Ты – вид искусства, хоть и… весьма посредственный. Ты должен смотреть в вечность, искать во всем Схему и Образец…
— … и стать твоим братом-близнецом, - Авангард пренебрежительно дернул плечом. — Не любишь ты людей. Тебе все равно, чем они живут сейчас, в данную минуту; тебе невдомек, что чувства иногда не выразить иначе, как кляксой или трещиной. Знаешь, почему люди меня поддерживают вот уже сотню лет? Потому что я говорю с ними на одном языке, не переходя на латынь и математику.
— Но разве ты не находишь, - тут Классика улыбнулась по-другому, светлее и мягче, - что я действительно хороша? Своей логичностью, чистотой, спокойствием? Разве ты не отдыхаешь душой от своих драк и споров, когда читаешь мои стихи, плавные, с четким ритмом и ясной рифмой? Я не так суха и черства, как ты думаешь; так неужели мне не затронуть сердце? Разве, - тут её голос превратился в мелодию вальса, - тебе не нравится моя музыка? Послушай, и увидишь сам, что я могу быть проста и честна, что я утешу любые раны, утолю любую печаль.
Ты говорил о математике. Знаешь ли ты, Авангард, что математика красива? Не морщи свой нос, когда не знаешь, о чем говоришь; ты мне назло ломаешь мои правила – ты знаешь, зачем они были установлены? Ты говоришь о чувствах – а разве я не их пытаюсь выразить? Разве я не прекрасна? – её глаза светились зеленью летних пейзажей и морской синевой, стихами Вольтера и симфониями Моцарта – она не лгала. Классика была прекрасна – и так свежа, чиста и понятна, словно не она прожила на этом свете долгие и долгие сотни лет.
— «Ты прекрасна, спору нет…», - медленно, ещё завороженный этой речью, ответил Авангард. И вдруг радостно улыбнулся: — А вот есть спор!
Ты оградила свободу мысли и фантазии, я дал им выбор. Ты – точка отсчета, ну а я – движение, изменение. Ты – стена, я – дверь. Я не назло спорю с тобой, я стремлюсь к новому и непонятному, а твои правила этого не позволяют. Но разве можно запретить человеку искать и действовать? – в глазах Авангарда плясали озорные огоньки. – Оттого я никогда тебе не проиграю, что люди, раз узнав, что правил и принципов чувства не имеют, забыть этого не смогут. Ты создаешь закон – я его опровергаю, ты ставишь забор – я через него перелезаю и учу людей делать то же самое! Разве смысл жизни не в поиске новых путей? Разве не к выбору и свободе стремится человек?
Классика чуть порозовела от гнева.
— Ах, так?! А что ты скажешь вот на это, друг мой…
Катя Попова, г. Ломоносов
