- Расскажите о своей последней выставке.

- В Русском музее была выставка, которую я очень много лет готовил. Можно сказать, это мое детище. Группа художников из семи человек выставляла свои работы, связанные с цирком.

- Как Вы пришли к искусству?    

- В первую очередь, благодаря моим родителям. Я любил в детстве рисовать, они это поощряли. Когда мне было десять лет, отец отвел в художественную школу, я там сдал экзамены и стал заниматься искусством. То было в моем родном городе – Краснодаре. Отец все время покупал книги по иускусству: он сам любил рисовать и хотел стать архитектором, но его в 17 лет призвали на войну. После войны, по-моему, поступал в Калининграде в архитектурный институт с приятелем. Друг его не поступил, тогда папа забрал документы и вместе подали в политехнический институт в Ростове. Несмотря на то, что впоследствии он стал инженером, помнил про свою мечту и оказывал мне поддержку. После восьмого класса они с мамой стали инициаторами того, чтобы я поступил в художественное училище. Я любил рисовать и все, кто был рядом, помогали.

- Вы всегда мечтали стать художником?

- Лет в 15 я думал, что хочу стать археологом. В Москву посылал документы с просьбой, что хотел бы поступить в этнографический институт. Видимо, я неправильно поставил вопрос, так как пришел ответ, что в Московском университете нет такого отделения. В общем, вялая попытка уйти в другую область ничем не закончилась.

- Как пришли к преподавательской деятельности?

- Когда поступал в училище, понял, что на педагогическом отделении больше часов живописи, чем на декоративно-прикладном. Выбор был очевиден. Я учитель рисования и черчения, но никогда не хотел проеподавать. Однако попытки уклониться от предложений оканчивались провалом – сначала проработал в Мухинском, на факультете монументальной живописи, а сейчас в Университете работаю. (В СПбГУ, прим.авт.)

- Члены вашей семьи связаны с искусством?

- В общем-то, да. Из трех дочерей одна – художник по текстилю, другая – художник десткой книги. Третья дочь искусствовед, заканчивала академию художеств, сейчас живет в Германии. Она хочет быть галеристом. У всех мужья художники. (смеется) Рыбки на стене делала Марьяна – моя жена. Она очень талантливый художник, но керамист, мне кажется, просто гениальный. Вся керамика, которая в этой мастерской – ее рук дело.

- У нас в Петербурге есть галереи, занимающиеся прикладным искусством?

- Есть магазины, где есть керамика, галерей нет. Это беда. На самом деле, если кто-то из вас решится приобрести предметы искусства – сейчас самое время. Потому что много произведений стоят в мастерских Петербурга с относительно дешевой ценой. Понятно, что это не всегда так будет. Сейчас тишина из-за кризиса и санкций, раньше очень много картин покупали и у нас, и за границей. Все держат деньги и боятся их тратить. В Европе с этим лучше, так как издавна есть интерес к этому. У нас он только зарождался до революции, а после не было денег.

- Менялась ли тематика ваших работ с годами? Например, во время учебы, в 90-е и в наше время?

- Не думаю. Я всегда делаю то, что люблю, а это никак не связано с политикой или временем. Если я что-то не сделал, значит, был просто не в состоянии. Есть явно конформистское поколение художников, которые высказывали упреки в сторону Советской власти. У них я не выставлялся, так как то было явным социальным протестом.

- Церетели у нас до Рио добрался...

- Церетели до Луны доберется. Он построит корабль и прилетит со своими скульптурами туда. (смеется) На самом деле, то, что он делает, соответствует ему - это самое главное. Нравится это окружающим или нет – уже другой разговор. Зураб Церетели счастливый человек, так как он любит, то, что он делает и убеждает в этом остальных.

- Вы пишете в определенном направлении?

- Моя любовь с детства – живопись. Я пишу вещи и фигуративные, и абстрактные. Наши переживания ведь не всегда фигуративные. Например, «я тебя люблю» можно передать через объятия, а можно включить цветовые или ритмически-композиционные решения, выразить очевидные чувства через них. Если иногда позволить себе записывать непонятные вещи, рука творит чудеса. Она связана напрямую с сердцем и душой, мозг не контролирует ее в таких случаях, просто не успевает.

- Вы про автоматическое письмо?

- Да, и это очень важный опыт для любого человека. Нельзя бояться, что получится абсурд, нас не должно волновать, кто и как это воспримет. В искусстве возможно всё до тех пор, пока это не задевает или не причиняет вред другому человеку. Это не значит, что я прав, но мое мнение таково.

- Как вы относитесь к современному искусству?

- Во всякой профессии, как и в вашей, есть искренний, рожденный долгими переживаниями, результат. Есть имитация процесса. Ещё - фальсификация и симуляция. Поэтому, если я знаю того человека, который поставил два пятна на белый холст, я готов попыпаться понять, что он сделал. Иногда эти два пятна могут содержать глубокое чувстов, а иногда просто результат прикосновения кисти к бумаге. Здесь нужно уметь различать. Например, редактор не примет ведь сборник анекдотов за роман, как бы в этом его ни убеждал автор.

- Некоторые авторы предъявляют претензии, чтобы их работы считали живописью. Что скажете об этом?

- Перед вами может гениальная картина стоять, но это еще не живопись. Например, картина Боттичелли «Рождение Венеры»: девушка стоит в раковине, стихия вдыхает в нее жизнь, линия моря и т.д. Техника художника тогда была такова, что он кистью прорисовывал черно-белый рисунок, а потом брал цвет и очень мягко, прозрачно наносил краску, как в начале века раскрашивали фотографии. Картина Сандро – подкрашенный гениальный рисунок, потому что в нем не хватает единства цвета, краски, инструмента (кисти), что являет собой понятие живописи в моем сознании.

Картина Малевича «Чёрный квадрат» - уже не живопись. Казимир Северинович, когда сделал, не написал, а именно сделал эту вещь, сказал: «Живопись закончилась». Он не претендовал на то, чтобы к «Квадрату» относились как к живописи. Однако я бы ему сказал: «Я вас очень уважаю, люблю, но живопись умерла для вас лично. Если ещё более жестко – вы для живописи умерли». Он был гениальный человек, продолжал заниматься искусством, но его творчество – коллекция концептуальных объектов. Это был его художественный манифест, не имеющий к живописи ни малейшего отношения.

- В вашей библиотеке мы заметили много книг по искусству на иностранных языках, включая биографии того же Боттичелли. Вы читаете их в оригинале?

- Здесь только те книги, которые я люблю. Я собираю то, что мне близко в данный момент. Книги я читаю на русском, а в книгах по искусству читаю картины, а не текст.

- Что насчет антиквариата или предметов, которые нас окружают? Они тоже нужны вам для того, чтобы писать?

- Нет, мне просто нужны все предметы, которые прекрасны. Я собираю очень много камней. Это вещь, которую я люблю держать в руках. Само прикосновение к ним вдохновляет.

- Кто Ваш любимый художник?

- Мне близки византийская традиция и русская икона. Люблю скульптуры. Если о художниках, то люблю всех от Джотто до Мазаччо эпохи Возрождения. Чуть ближе – Сезанна и Матисса из французов, Моранди из итальянцев, Арчила Горки из американцев. В России – Павел Кузнецов.

- Говорили, что в определенный период вы писали, используя преимущественно красный цвет. Когда это было?

- 70-80-ые, до 1983 года. У меня был невероятно густо-красный перид. Видимо, этот цвет ушел с теми переживаниями. Он был мучителен для меня. Кстати, насчет заказов. Есть на Стрелке Васильевского острова Центральный музей почвоведения. Мой приятель-архитектор делал реконструкцию всего помещения и пригласил с ним работать. Там было пять больших стен, просто гигантских. Залы были разделены по типу «тундра», «пустыня», «степь», «лесополоса», и др. Он пригласил разных художников, каждый из них выбрал себе что-то по душе, но за пустыню не взялся никто и у меня не было выбора. (смеется) Это можно назвать заказом, инициативой от Академии Наук. Мне устроили поездку в Узбекистан. Я начал этот рассказ из-за красного цвета. Та поездка пришлась на август месяц, чудовищная жара, дикая пустыня – я там жил и писал. Приехал из Узбекистана абсолютно другим человеком и с этого момента начался переломный момент в живописи.

Всего страниц 21
НОВОЕ В ФОТОАРХИВЕ
Логин
Пароль
запомнить
Регистрация