Высшая Школа Журналистики и Массовых Коммуникаций

15 лет вместе с филфаком

Г.В. Жирков

Петербургская школа подготовки журналистов развивалась и становилась под влиянием целого ряда отдаленных и близких во времени, объективных и субъективных факторов, которые предопределили и определили ее особенности и отличия от других школ Существенным моментом для петербургской культуры вообще и для Петербургского университета в частности имело решение Советского правительства сделать Москву официальной столицей нового государства. Современное наименование Петербурга как культурной столицей страны имеет истоки в этом изменении статуса города. Но оно же является констатацией того, что в такой важной сфере, как культура, кардинальных перемен не произошло. Конечно, и здесь были для Петербурга определенные потери, например, в материальной базе, но были более значительные приобретения именно в гуманитарных основаниях.

В нестоличном Петербурге остался и концентрировался оппозиционный советско-партийной бюрократии интеллектуальный потенциал; cосредоточивалась та часть интеллигенции, которая дистанцировалась от властных структур и не рвалась во власть. Она занималась и теми направлениями науки, которые не получали официальной поддержки. С самого начала сферой деятельности этой интеллигенции стали культурные, образовательные учреждения прежней столицы, прежде всего Петербургский университет, и часть журналистики, сконцентрировавшаяся в городе и получившая самоназвание неп — независимая печать («Вестник литературы», 1919–1922; «Записки мечтателей», 1919, 1921–1922; «Дом искусств», 1921, «Артельное дело», 1921–1922, «Экономист», 1922, и др.).

Характерным фактом является прошедшая 22 апреля 1922 г. в физической аудитории Петербургского университета защита докторской диссертации Питирима Александровича Сорокина, представленная в виде двух томов «Системы социологии» и объявленная как диспут, поскольку новая власть отменила всякие ученые звания и степени. Сначала, как и положено, слово имел соискатель ученой степени. В качестве официальных оппонентов выступили профессора К. И. Тахтарев, Н. И. Кареев, И. И. Лапшин. Мнения о достоинствах труда П. А. Сорокина высказали проф. Н. А. Градескул, приват-доцент С. И. Тхоржевский. Председатель заседания И. М. Гревс подвел итоги: ученое собрание признало работу П. А. Сорокина удовлетворительной, соискатель достоин степени доктора наук.

Для органа Русского технического общества, журнала «Экономист», в котором появился отчет о диспуте, это был последний номер. В. И. Ленин назвал журнал «главным теоретическим штабом нэповской буржуазии», его членов редколлегии «явными контрреволюционерами», «законнейшими кандидатами на высылку за границу», а его деятельного сотрудника П. А. Сорокина «крепостником», для которого «настоящее место в странах буржуазной демократии, а не в государстве рабочих и крестьян». После чего, как известно, ученый оказался в числе тех, кто был отправлен за рубеж на «профессорском пароходе».

Партийные руководители тех лет видели в независимой печати «колорит питерского консерватизма». Еще в декабре 1921 г. В. Полонский отмечал: «Случилось так, что Петербург, открывший политическую и социальную революцию, в области литературы явился средоточием реакционного (в литературном, повторяю, смысле) фронта нашего искусства слова». Вскоре такие оговорки отпадут.

Для власти эта ситуация, можно сказать, стала родимым пятном Ленинграда и в последующие годы. Отсюда все те осложнения, которые претерпели не только университет, театры (Г. А. Товстоногова, Н. П. Акимова), музеи (блокады, например), журналы, писательская организация (вспомним послевоенные партийные постановления), но и партийное руководство города.

Однако эта же ситуации в целом имела существенное значение для состава кадров университета, и особенно для филологического факультета, в недрах которого зарождалась и журналистская специализация, складывался тот круг педагогов и ученых, которые затем займутся созданием отделения журналистики, будут обеспечивать его учебный процесс. Это были педагоги, прошедшие классическую университетскую школу и хранившие ее традиции.

Нельзя недооценивать их вклад в культурно-образовательный процесс страны.

Уже в 20-е годы на филологическом факультете читали лекционные курсы проф. Л. К. Ильинский, известный историк, библиограф и статистик, — «Теория и практика газетного дела», «История русской критики и журналистики»; проф. В. Е. Евгеньев-Максимов, крупный литературовед, — «История русской журналистики», «История критики и публицистики», «Н. А. Некрасов и его журналистика». Особенно плодотворным был вклад в историю журналистики В. Е. Евгеньева-Максимова (1883–1955), создавшего такие труды, как «Очерки по истории социалистической журналистики в России XIX века» (М.; Л., 1927), «Некрасов как человек, журналист и поэт» (М.; Л., 1928), «„Современник“ в 40–50-е гг.: От Белинского до Чернышевского» (Л., 1934), «„Современник“ при Чернышевском и Добролюбове» (Л., 1936), «Последние годы „Cовременника“: 1863–1866» (Л., 1939, в соавт.), «Жизнь и деятельность Н. А. Некрасова», в 3 томах. (М.; Л. Т. 1. 1947; Т. 2. 1950; Т. 3. 1952) и др. Проделанная Евгеньевым-Максимовым историко-методологическая работа позволила ученым филологического факультета создать накануне Великой Отечественной войны коллективный фундаментальный труд (более 49 печатных листов) «Очерки по истории русской журналистики и критики. Т. I. XVIII век и первая половина XIX века» (Л., 1950). Авторами его глав выступили П. Н. Берков, А. И. Комаров, В. В. Гиппиус, Н. И. Мордовченко, В. Н. Орлов, Н. Л. Степанов, Л. Я. Гинзбург, А. Г. Дементьев. Редколлегию тома составили В. Е. Евгеньев-Максимов, Н. И. Мордовченко, И. Г. Ямпольский.

Все эти научные достижения осуществлялись с учетом не только филологических, но и журналистской специализации. Последнее проявлялось в том, что филологи осваивали историю журналистики, разные жанровые модификации публицистики, литературную критику, наконец, проходили практику в печати и нередко становились сотрудниками издательств, журналов и газет, т. е. так или иначе филфак постоянно поставлял кадры в журналистику.

Характерна в этом смысле судьба О. Ф. Берггольц: будучи студенткой филологического факультета, она практиковалась в печати Владикавказа, Казахстана, а после его окончания работала в газете завода «Электросила». Берггольц оставила не только богатое поэтическое, но и публицистическое наследие. Студенты нашего факультета постоянно обращаются к нему.

В том, что часть выпускников филфака оседает в журналистике, нет ничего противоестественного, наоборот, это была давняя традиция филфака — еще с дореволюционнеых времен. Однако при становлении массовой прессы в профессии журналиста происходят такие изменения, что филологическая подготовка становится для нее слишком узкой и недостаточной, хотя до сих пор выпускники филфаков по-прежнему пополняют журналистские коллективы.

Весомым был вклад филологов в методологию и методику преподавания журналистских дисциплин, исследовательской деятельности тех, кто будет разрабатывать теорию и историю журналистики, что надолго предопределит их достоинства и слабости. Таким образом, можно констатировать, что специализация «журналист» никогда не была для филфака чужеродной. Она была настолько освоена филологами, что создание факультета журналистики в их среде было встречено с недоумением, которое выражалось в скепсисе по отношению к новому факультету, его студентам и выпускникам; в недоверии к возможностям организовать без филфака подготовку журналистов; позднее — в отказе от предоставления «журналистам» лучшей преподавательской профессуры и др.

Конечно, эти негативные моменты были преходящими и во многом естественными. Они не могут подвергнуть сомнению то, что журфак получил в наследие прочные филологические основания, имевшие некоторые политико-идеологические привношения, однако сохранявшие традиции преподавательской и научной классики. Эти основания, кроме того, для нового факультета были органичными, так как восходили к истокам зарождения журналистики.

Исторический опыт показывает, что сама журналистика сначала находилась в тенетах литературного процесса, а ее профессионалы даже в XIX веке назывались литераторами, которые одновременно писали беллетристику, стихи, сатиру, юмор, публицистику и литературную критику, выступали и обозревателями печати. Они были, если можно так сказать, многостаночниками. Таковы многие корифеи русской периодики: Н. А. Полевой, Н. А. Некрасов, А. И. Герцен, М. Е. Салтыков-Щедрин, О. И. Сенковский, А. С. Суворин и др. Дифференциация на писателя и журналиста по-настоящему происходит лишь в XX столетии, что связано с развитием и становлением массового информационного рынка и более массовой аудитории, потребности которой и вызвали значительный рост информационного процесса и соответственно числа изданий разных типов, в первую очередь, газет и иллюстрированных, тонких журналов; числа тех, кто готовил информацию; с политизацией журналистики и использованием ее в политизации общества.

Вместе с обособлением журналистики от литературного процесса происходит и обособление профессии журналиста. Но общее первоначально превалировало над особенным, специфическим. И литератор, и журналист имели дело с текстом; и тот и другой занимались публицистикой, литературной критикой, фельетоном, сатирой и юмором, вообще созданием книг. Общими были издательский процесс и материальная база. Главной разлучницей журналистики с литературой стала политизация первой. Не менее существенную роль сыграло и отражение в журналистике многообразных, неаналитических проблем мира. Преобладание в журналистском творческом процессе газет привело к его информатизации, что хорошо отражено в представлении о журналистике как о зеркале общества. Она давала его информационный срез, его информационную картину.

История подготовки журналистских кадров по своей сути повторила эволюцию журналистики: от чисто филологического образования к специфическому журналистскому, синтезирующему в себе множество направлений и дисциплин, при сохранении общего фундамента, связанного с тем, что и филолог, и журналист имеют дело с текстом. Вот почему вполне естественно, что победа в борьбе двух форм подготовки журналистов, получивших развитие в СССР — партийной, политической и университетской, филологической — в конечном итоге досталась последней, опиравшейся на традиции русской культуры, цикл филологических дисциплин, полноценное преподавание которых мог обеспечить специалист высокой квалификации — универсант, что гарантировало и выпуск квалифицированного специалиста — литературного работника, главную фигуру журналистского творческого процесса. Закономерными были и попытки специализации журналистики на филологическом факультете. Уже в 1920-е годы в нашем университете читались лекции и проводились семинарские занятия по этой специализации; короткое время функционировала кафедра газетного дела (1926 г.); ставился вопрос об организации факультета журналистики (1927 г.); постоянно велись исследования по проблемам истории журналистики, литературной критики, жанрам. В целом к тому времени, когда был поставлен вопрос о создании отделения журналистики на филологическом факультете, здесь уже были кадры, способные преподавать почти весь основной цикл необходимых дисциплин для подготовки журналиста.

Введение специализации по журналистике в университетах страны приходилось на послевоенный период, отличавшийся духовным подъемом, некоторым потеплением в социально-политической атмосфере общества, хотя по-прежнему за нею сохранялся жесткий партийный контроль. В этих условиях было решено использовать для массовой подготовки кадров печати университеты, что было демократическим шагом, вводившим в системе подготовки журналистов общеуниверситетские нормы.

В октябре 1945 г. Ленинградский госуниверситет получил указание открыть при филологическом факультете отделение журналистики. Приказом ректора ЛГУ от 11 марта 1946 г. под № 353 на филологическом факультете была начата работа по организации отделения журналистики, первым годом которого стал 1946/1947 учебный год. Были созданы две кафедры: теории и практики партийно-советской печати (заведующий кафедрой — доц. П. Я. Хавин) и истории русской журналистики (заведующий кафедрой — проф., доктор филологических наук В. Е. Евгеньев-Максимов). Вероятно, следует отметить, что в лице заведующих кафедрами было зафиксировано соединение в подготовке журналистов опыта университета и Коммунистического института журналистики (КИЖ).

О проф. В. Е. Евгеньеве-Максимове уже было немало сказано. Теперь о доц. П. Я. Хавине.

6 октября 1945 г. ректор ЛГУ проф. А. А. Вознесенский послал в Политуправление Львовского военного округа следующий документ: «Прошу демобилизовать из рядов Красной Армии и направить в мое распоряжение для использования по специальности на вновь открытом отделении журналистики филологического факультета Ленинградского университета бывшего доцента Института им. Воровского в Ленинграде майора ХАВИНА, Петра Яковлевича, состоящего в настоящее время в резерве Политуправления Львовского Военного Округа.

Тов. ХАВИН высококвалифицированный научный работник в области журналистики, имеющий длительный стаж (свыше 15 лет) по подготовке кадров для советской печати. Он один из немногих специалистов по вопросам стилистики применительно к литературной работе в газете и журнале.

Привлечение тов. ХАВИНА к преподаванию на отделении журналистики в значительной степени обеспечит нормальную подготовку полноценных журналистских кадров, в которых так остро нуждается печать нашей страны. Других специалистов, которые могли бы взять на себя чтение лекций и ведение практических занятий со студентами по курсу «Язык и стиль большевистской печати», в Ленинграде нет«.

К этой блестящей характеристике одного из основателей отделения журналистики ЛГУ надо добавить то, что П. Я. Хавин в 1924 г. закончил Петроградский университет, преподавал сначала в техникуме печати, потом КИЖе, где некоторое время заведовал кафедрой русского языка и стилистики, получил без защиты диссертации ученое звание доцента. С начала войны был на фронте и прошел военными тропами до Праги.