Высшая Школа Журналистики и Массовых Коммуникаций

Самоутверждаясь и совершенствуя все формы своей работы, увеличивая число студентов и преподавателей, создавая новые кафедры и, расширяя материальные возможности, преодолевая возникающие трудности, все свои первые сорок лет журналистское образование в Ленинградском университете неуклонно продвигалось вперед, ко всеобщему признанию. Расширялись и укреплялись его связи с редакциями и наиболее выдающимися журналистами. С нарастающей активностью, с большим размахом шло изучение истории и осмысление проблем теории журналистики. Обогащаясь опытом других факультетов и отделений, мы активно делились своим. Все это может быть интересно не только как история. И в наше время принципиальных перемен в стране из пройденного нами пути и выработанного опыта при внимательном и объективном отношении к этому прошлому может быть извлечено немало полезного для современного журналистского образования.

Но если с извлечением тех или иных уроков из наших конкретных «наработок» (содержательных основ образования и методик, достижений и просчетов) прошедших лет все более или менее ясно, то значительно сложнее с фундаментальными методологическими основами этого образования, проблемами теории журналистики того времени и концепциями современными. Обратиться же к ним, думаю, было бы совсем не лишним.

Вопросы теории журналистики, вполне естественно, возникали, рассматривались и разрешались одновременно со становлением журналистского (особенно университетского) образования, ибо теория, как говорил один ученый об атмосферном электричестве, что оно не только там, где гроза, тоже не только в специальных трудах, а в каждом произведении, во всем учебном процессе. Впервые, как я писал в начале, противоречия обнажились во взгляде на дореволюционную и послереволюционную партийно-советскую печать — коренным ли образом изменилась она после Октября? Но это принципиального характера расхождение во взглядах носило все же локальный характер. Больший размах дискуссии приобрели при обращении авторов к трактовке понятия, содержания и роли публицистики, которая, как мы помним, оказалась в центре внимания участников научных конференций и многих публикаций. Главным же поворотом при этом послужило выступление склонного к созданию новых концепций, хотя и плодотворно работавшего на других уровнях профессора МГУ Е.П. Прохорова. В 1968 г. в статье «Теория публицистики: итоги, проблемы, перспективы» (Вестн. МГУ. Серия Журналистика. 1968. № 2), претендуя на окончательное заключение по всем этим аспектам — итоги, проблемы, перспективы, — он, например, предложил считать публицистику наравне с художественным и научным типами познания третьей в этом ряду. В стороне от журналистской практики он конструктировал и иные концепции.

В очень аргументированной и не лишенной едкости статье «Не сотвори себе гомункулуса» (Там же. 1968. № 5) известный литературовед и критик А.Г. Бочаров, работавший на этом факультете, критиковал это измышление. «Уже более десяти лет Е.П. Прохоров, — писал он, — интенсивно работает над теорией публицистики, но до сих пор не может предложить сколько-нибудь удовлетворительного определения самого термина». Пытаясь вынести своего гомункулуса, отмечал Бочаров, Прохоров «старательно уклоняется от встречи с практикой: она мешает созданию гомункулуса» (С. 44). Итак, стремление предложить нечто особо важное без ясного представления о самом предмете исследования и в стороне от этого предмета — практики. В этом, собственно, суть данного стремления создать «гомункулуса». Бочаров убедительно опровергал Прохорова.

Но дискуссия не прекращалась, захватывая новые темы и аспекты, выйдя на просторы разговора о журналистской науке вообще. Размывалось важное из природы и роли журналистики, сосредоточенное в те годы в острополитически обнаженных, но наиболее точно выявленных ее потенций, — коллективного пропагандиста, коллективного агитатора и коллективного организатора. В сборнике же МГУ «Проблемы теории печати» (М., 1973. С. 11) утверждалось: журналистика — продукт человеческого мышления, «отражение объективного мира, данного нам через призму человеческого сознания». В предлагаемых различными авторами трактовках ослаблялась социально-политическая направленность журналистики, роль ее сводилась лишь к формированию общественного мнения. Все более выделяя именно эту ее роль, отказывали ей в организаторских возможностях. Газета, утверждал Прохоров, как «центр и основа политической организации», может выступать «в нелегальных условиях или когда партия только создается» (Сб. «Вопросы эффективности партийной пропаганды и политической информации». Вып. 1. М., 1973. С. 93-94). В то же время на страницах «Вестника» МГУ утверждалось, что массовость, чем особенно отличалась советская печать, — лишь «метод осуществления организаторской функции» (Серия XI. 1973, № 3. С. 11) и т. д.

Первые же подобные утверждения встретили активную и острую критику на страницах «Журналиста». Авторы отмечали отрыв подобных теоретических рассуждений от практики журналистики, неоправданное и излишнее стремление к осложненности терминологии в них, а в целом опасность для принятого нашей печатью направления и ее принципиальных основ. Редактор «правды» по отделу пресс-бюро Д. Бекасов в статье «Как сделать ясное непонятным» (1974. № 4) попытку выдать публицистику за особый тип познания назвал результатом недостаточной философской образованности ее автора, опровергал и другие высказывания. Затем последовали статьи преподавателей Уральского университета Л. Копяк и Е. Багреева с призывом «Поближе к жизни» (1975. № 4), статья преподавателя Высшей партийной школы А. Круглова «Всегда ли уместна релевантность?» (1976. № 3) и др.

Прохоров же даже в подготовленном им для студентов учебном пособии по теоретическим основам журналистики организаторскую функцию вообще исключил в тексте. Только категорическое несогласие на это факультета помешало ее выходу в свет. Тем не менее в своем первом варианте это «пособие» почему-то появилось в Болгарии.

С целью изменить содержание развернувшийеся дискуссии и дать ей, по мнению автора, истинное направление на страницах «Журналиста» выступил профессор Львовского университета В.И. Здоровега со статьей «Наука и здравый смысл». Пафос ее был в том, чтобы всем основанным, по его представлениям, только на здравом смысле рассуждениям противопоставить истинную науку с ее систематизацией, абстракциями, особым языком и т.д. «Долой теорию, долой абстракции, да здравствует здравый смысл!» (1976. № 7. С. 11) — так обобщил он названные мною критические выступления. Из его статьи вытекало, что до этого никакой науки о журналистике вообще не существовало и ее надо было создавать как бы на пустом месте или, как в конце 20-х гг. писали кижевские авторы, «с нуля».

В учебном процессе и научных работах наши преподаватели на ряд проблем смотрели иначе, чем в МГУ. В частности, массовой и организаторской работе мы уделяли большое внимание. Тому свидетельством были и научные конференции в связи с годовщинами статьи В.И. Ленина «С чего начать?» и Первого Всесоюзного совещания рабкоров. В статьях Г.В. Жиркова, Л.А. Рукавишникова и С.Г. Корконосенко, рабселькоровскому движению посвятившему свою кандидатскую диссертацию, и др. рассматривалась эта проблема в различных аспектах — теории, истории и текущей практики журналистики. На конференции в связи с 50-летием Первого совещания селькоров Жирков раскрывал «Основные факторы, обусловившие становление селькоровского движения» (1973 г.), а на страницах «Рабоче-крестьянского корреспондента» (1973. № 8) напечатал статью «М.И. Калинин о печати и рабселькорах» и в сборнике «Проблемы журналистики» (1973. Вып. 1) — «В. И. Ленин и руководство крестьянским движением через печать». В 1970 г. В.Б. Дубровин опубликовал статью «Радио - коллективный организатор» (сб. «Современность, человек, радио». М.). В 1974 г. нами был издан сборник «Организаторская функция печати, радио и телевидения» (Проблемы жур-ки. Вып. 10). В нем выступили 12 авторов-работников областной и районной печати, преподаватели факультета. Сборник открывался проблемной статьей профессора МГУ В.В. Ученовой «Предугадать как слово отзвется… (К проблеме организаторской функции журналистики)». В 1976 г. «Журналист» поместил мою статью «…И коллективный организатор» (№ 5). Организаторские возможности печати, утверждалось здесь, изначально заложены в самой ее природе: «…Едва в классовом обществе возникает новый печатный орган, он сразу выделяет, как бы отслаивает в этом обществе своих сторонников и противников… Объективные возможности печати использует в своих целях любой класс, любая партия…» (С. 28). С рабселькоровским движением, как мы помним, писал В.И. Кузин (Журн-т. 1975. № 6), связаны многие достижения советской журналистики, игнорирование его не только вредно, но и опасно, так как открывает возможности для выполнения такой роли противостоящей ей журналистике.

Вспоминаю. Однажды после визита в Чехословакию меня пригласили в московское посольство ЧССР. Это было после известных событий 1968 г. в этой стране, когда у нас обучалось значительное число ее студентов. Речь шла об этом с одним из ответственных сотрудников посольства. И как-то к слову он рассказал, что все активно действовавшие там антисоциалистические силы, в частности, подавляли и развивающееся рабселькоровское движение. Более того, когда мой собеседник — в то время рабочий — выступил в газете со своим мнением о складывающейся в стране ситуации, в печати оппозиции отреагировали с презрением: «Ха, рабочий! Что может он сказать?!» Мнения рабочих, их творческая активность, тем более рабочий контроль буржуазии были чужды, рабселькоровское движение мешало.

Не то ли наблюдается и в нашей капитализирующейся стране?.. А ведь это важнейшая и неотъемлемая часть истинной демократии.

На всесоюзной научной конференции в МГУ 28 октября 1972 г., касаясь вопроса об организаторской деятельности в практике журналистики и толкования ее в теории, я призывал: «Нам нужно обсудить этот вопрос, потому что он назревает все с большей остротой. Активную организаторскую работу ведут редакции газет, но в теории эта функция ослабевает.. Мы должны анализировать мастерство организаторской работы, анализировать умение журналистов выявлять и распространять ее опыт». Я развивал здесь мысли также о научных основах публицистики и методах работы журналиста, близкие к научным, так как «каждый журналист должен обладать определенными взглядами на действительность, должен выделять факт, оценивать его, сопоставлять с другими, делать выводы, а это тоже требует умения обобщать и анализировать» (Архив автора).

Дискуссии тех лет захватывали и еще более крупные проблемы. Так, в 1968 г. на международной научной конференции в Доме журналистов в Москве докладчик из Академии общественных наук провозгласил: «Наше общество иммунизировано от чуждых нам влияний», так как у нас столько-то млн. коммунистов, еще больше комсомольцев и пионеров (как ложно оказалось такое утверждение, можно судить по переживаемому нами времени!). На факультете журналистики МГУ по инициативе Прохорова стало распространяться и находить сторонников утверждение, что «чем больше мы приближаемся к коммунизму, тем меньше места в воспитании молодежи должна занимать политика», меньше политики должно быть в публицистике, задачу которой, считал он, нельзя рассматривать как «вмешательство в разные сферы жизни» (Е.П. Прохоров. Публицистика и действительность. М., 1973. С. 100). Это уже споры не вокруг терминов, функций и пр. журналистики…

На все это приходилось тут же реагировать — на конференциях, собраниях, во время защит диссертаций.

В связи с публикацией Здоровеги я не собирался выступать в печати, но поскольку редакция «Журналиста» напечатала этого автора после ряда уже названных мною статей (Бекасова и др.) я, собственно, для редакции написал более 20-ти страниц. Я обращал внимание на общее положение журналистской науки, писал о, по моему мнению, неверных утверждениях Прохорова и в связи с этим оценках и призывах Здоровеги. Отрыв не только от практики, но и истории, писал я, характеризуют многие веяния в теоретических разработках.

Редакция «Журналиста» решила дать место и моему выступлению, но, к сожалению и моему огорчению, сокращая, выбросила и многое для меня ценное. в подготовленной ею публикации под названием «За частоколом терминов» (1976. № 11) она сосредоточила внимание главным образом на одном аспекте, который уже в достаточной степени был прояснен в других статьях. Но все же сохранила и то, что касалось действенной силы журналистики. Однако остались в стороне и некоторые хлынувшие на страницы наших научных изданий определения, далекие от того, чтобы с ними можно было безоговорочно согласиться. Как мне писал наш выпускник В.В. Червяков, тогда являвшийся ответственным секретарем журнала «За рубежом», мое послание в «Журналист» он прочитал полностью (как очевидно, это доступно было и другим) и считал, что редакция своей правкой очень его обеднила (Архив автора). Критические выступления после статьи Здоровеги еще оживились.

При общем взгляде на споры тех лет нельзя пройти мимо и статьи А.Е. Лазебника «Скоро сказка сказывается» (Журн-т. 1970, № 9). В ней главным являлось стремление доказать, что только журналисты-практики в состоянии и должны вести преподавательскую работу на факультетах и отделениях журналистики, заниматься теоретическими разработками. В статье «Истинное и мнимое» (Журн-т. 1971. № 1) пришлось реагировать и на такую точку зрения, опровергая ее.

Большое место в научной литературе занимали темы, связанные с буржуазной печатью — ее содержанием, направленностью (прежде всего антисоветской), принципами и теоретическими концепциями. Этим занимались особенно в МГУ, где уже в то время существовала мощная кафедра зарубежной журналистики. Многое из анализа основ буржуазной печати и наблюдений над ее деятельностью не потеряло своего значения и в наши дни уже не только в связи с зарубежной, но и возникшей у нас журналистикой. В этом отношении совершенно правильно заключение Засурского: «Мы критиковали буржуазную журналистику, но изучали ее и стремились извлечь из нее рациональное зерно. В новых экономических и политических условиях этот опыт оказался чрезвычайно полезным и важным для понимания того, что происходит в журналистике, и тех традиций, которые можно и нужно сохранить. А также тех опасностей, которые ей грозят» (Власть, зеркало или служанка? Т. I. М., 1998. С. 6).

Безусловно, все это рассматривалось с позиций господствовавшей марксистско-ленинской методологии и поэтому теперь огульно охаивается и отбрасывается, подменяется именно тем, что критиковалось в прошлом. Более того, в этой сфере проявляются такие новшества и со словесными выкрутасами, которые критиковались в прежних дискуссиях. Возникают и новые «новации». Есть, оказывается, не только функции, а и полуфункции. Так ведь можно двигаться дальше и дальше: 1/3, 1/4, 1/5…1/n+1 функции (См.: Невский наблюдатель. 2002. № 1). А еще эта «полуфункция» покоится на двух лишенных социально-политического содержания опорах (Ю. Лотмана и Е.Прохорова, который, кстати, во многом отошел от прежних утверждений). Но ведь при всем том печать (журналистика), как писал еще К. Маркс, имеет свои внутренние законы, которых она не может и не должна лишаться. Не может и не должна, ибо, следовательно, они заложены в самом ее существе.

Да, иные принципы определяют характер журналистики различных лагерей, но функции ее (информации, развлечения и т.д.) по сути одни и те же. Они только наполняются различным содержанием соответственно задачам, которые должна выполнять, той роли, которую должна играть журналистика всякого из направлений. Здесь пролегает, так сказать, водораздел ее лагерей. Поэтому существуют объективно всеобщие теоретические проблемы, которые, однако, неизбежно и непременно несут в себе совершенно определенный социально-политический заряд. И не только функции, но и оформление, и место на газетной странице (или на РТ и ТВ) — все подчинено определенным задачам и целям. Даже когда они тщательно скрываются за утверждениями об объективности и пр., ибо, как отрицание философии — тоже философия, так и отрицание политики — политика, а политика, по словам М.Е. Салтыкова-Щедрина, даже в щах с капустой. Далеко не все не только из практики, но и из теории прошлой журналистики стоит предавать забвению, а уж завязанные в тугой узел ленинской формулировки функции пропаганды, агитации и организации, как бы ни пытались представить журналистику в качестве беспристрастного отражения (зеркала) жизни, информатора или развлекатора, тем более. Нет слов, как было бы прекрасно, если бы все люди были добрыми и культурными… Не было бы баснословно богатеющих на народной нужде так называемых олигархов, террористов и пр., а все журналисты заботились лишь о судьбах и счастье людей, процветании своей Родины. Но вот на телевидении, например, существует особая передача, которая так и называется — «Зеркало». Может быть, ее ведущий именно беспристрастный и объективный? Напротив! Не забыть, как он и ряд близких ему призывали более порядочных коллег накануне перевыборов прежнего президента: «Забудем о нашей профессиональной этике… Подчиним свою деятельность гражданским (Вот так! — А.Б.) интересам», т.е. избранию кандидата, рейтинг которого зашкаливал на 5-6%. А при этом, как стало известно из случайно прозвучавшего изобличения, ряду таких «зеркаловещателей» было вручено по 30 тысяч долларов для того, чтобы они выполняли эту роль. И они очень старались — вот и вся «порядочность», «объективность», «беспристрастность» и т.д.

Последнее время стал распространяться термин «антипропаганда». Не просто вникнуть в его смысл. Очевидно, имеется в виду нечто противостоящее пропаганде. Но ведь, в конечном итоге, хотя и «анти», но тоже пропаганда…

Иронически, а то и издевательски говорится о провозглашавшихся и утверждавшихся в годы Советской власти принципах партийности и народности СМИ, хотя современное разграничение их именно по партийным лагерям, игнорирование интересов народа во многох из них более чем очевидно.

Но главный итог нашей работы, конечно же, — сотни и тысячи выпускников. По-разному сложились их творческие и личные судьбы, многое и многое пришлось им приобретать, многому учиться. На различных политических полюсах оказались многие из них в этом вдруг резко разделившемся нашем обществе. Но все же они — наши выпускники, и среди них немало крупных, по-своему ярких личностей.

немногие из «первопоходцев» факультета продолжают трудиться в журналистике, но лучшее из заложенного ими сохранилось и приумножилось, чрезвычайно обогатилось за прошедшие годы теми, кто приходил и приходит на их место. Нельзя при этом с удовлетворением не отметить возвращение к нам Владилена Ивановича Кузина в качестве преподавателя и исследователя, о роли которого в утверждении университетского журналистского образования и развитии нашего факультета говорилось выше. Мощную учебную и научную силу представляет сложившийся и развивающийся коллектив преподавателей. О такой же материальной обеспеченности учебного процесса мы в те первые годы не могли и мечтать в своих самых буйных фантазиях. Среди же студентов не только дети, но уже и внуки наших первых выпускников.

Завершая эту забравшую у меня очень немало сил и времени формируемую работу, не могу не поблагодарить профессора Людмилу Петровну Громову, чья очень настойчивая инициатива все же склонила меня к тому, чтобы я за эту работу взялся, а также профессора Марину Анатольевну Шишкину, благодаря которой она увидела (и так оперативно!) свет, а еще профессора Сергея Григорьевича Корконосенко и профессора Геннадия Васильевича Жиркова за их важные для меня пожелания и уточнения.

Оговорюсь также: возможно читателю покажется гипертрофированной представлена здесь моя личная роль. Я очень старался не допускать этого, но силою обстоятельств, с одной стороны, мне постоянно приходилось оказываться в центре многих событий и далеко не обо всех (даже о большинстве из них) своих дискуссиях, публикациях, докладах и пр. я писал — лишь об особо важных для нашей истории. С другой стороны, о многих членах нашего коллектива при всем старании я не мог сказать больше, чем это сделал, так как достаточных сведений не имел.

Я, безусловно, не все сделал, что мог и что надо было сделать. Вижу теперь свои просчеты и ошибки, не забываю огорчительные эпизоды. Переживаю, но это уже мои очень личные проблемы… Важно лишь то, что факультет создан, действует и развивается.