Предпубликация фрагмента книги «Медиафилософия. Приступ реальности»

Валерий Владимирович Савчук, доктор филос. наук, профессор каф. онтологии и теории познания, руководитель Центра медиафилософии Философского факультета СПбГУ














    Аннотация: Лавинообразно нарастающая скорость распространения «медиапроизводных» слов (медиареальность, медиасфера, медиаэпистемология, медиакультура, медиаиндустрия, медийное лицо, медиаэтика, медиасубъект, медиа sapiens, медиазависимость, медиаобразование, медиаигры, медиаэкология и т. д.) — приступ времени, суть которого в том, что социальные, культурные и экологические последствия, производимые новыми медиа, а также переход границ, очерченных старыми медиа (а значит и смыслами), превысили критическую массу новаций и подвели как к осознанию новой стадии существования человека, так и к необходимости нового философского подхода к ее осмыслению. В книге выдвигается и обосновывается введение адекватной вызовам современности новой дисциплины — медиафилософии. Автор, опираясь на ряд важнейших поворотов в философии и культуре ХХ века (онтологический, лингвистический, иконический), обосновывает закономерность появления медиального поворота, который вместе c медиафилософией, медиареальностью, коммуникантом, позой логоса претендует на статус термина. Итак, медиафилософия — это философия эпохи новых медиа, новая парадигма гуманитарного знания и рефлексия актуальной культурной ситуации. Обрисовать контуры формирования медиафилософии, показать границы разрешимости ее методов — задача данного исследования.

Почему вы взъелись на массы? или Медиа в форме масс (1)

    Медиа подготовили условия информационного взрыва, который — и здесь солидарны и Эйнштейн, и Хайдеггер — страшнее взрыва атомной бомбы, поскольку он создает качественно новую архитектуру коммуникации, нового субъекта, новую реальность.

    Медиа в качестве медиа окончательно проявляются тогда, когда обретают форму масс. Иными словами, они тогда овладевают массами, когда становятся массовыми, когда формируют массового человека, обладающего массовым же сознанием. Но, отбросив иллюзию ясности, спросим себя, что же такое массовое сознание сегодня? Массовое сознание и прилегающие к нему понятия «толпа», «массовая культура» — популярная тема исследований, которой посвящены многочисленные форумы, монографии, статьи. Тем не менее, сегодня термин «масса», «массовый» заслуживал бы отдельного рассмотрения, которое я не могу себе здесь позволить. При этом все же отмечу господствующий крен оценок исследователей в сторону негативных трактовок массы и всех ее производных: восстание масс, массовое сознание, человек массы, масс-медиа. Невзирая на то, что в историко-философском и историко-культурном контексте четко прослеживается линия признания позитивных качеств массы. Так, Никколо Макиавелли, вступая в книге «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» в спор со «всеми историками», пишет целую главу «Масса может быть мудрее и постояннее государя». Он берется отстаивать это утверждение, хотя и осознает рискованность своего предприятия. Или можно вспомнить высказывание Спинозы, что в потенции массы содержат в себе возможность «абсолютной демократии». Всмотревшись в суть массы, в самую сердцевину ее, — in medias res — современные исследователи (оппонируя пониманию массы Марксом, Лениным, Троцким и позднейшим троцкистско-маоистским репликам) неохотно признают наличие у массы достоинств, которые не перекрываются прозрениями одиночек. Стихийное благоразумие, точность прогноза, следование интересам целого, предсказания — все это достойно, повторю, развернутого обсуждения (2).

    Гений, не понятый современниками, всегда умнее их в романтической версии искусства. Но, вдумаемся, когда дело касается архаического периода, народных песен, мелодий, сказаний и былин, то мнения об их непревзойденном совершенстве и красоте — общее место, а утверждение «народ — лучший редактор» не является преувеличением. Отдельная тема — специфическое состояние массы — толпа. Ей и её негативным характеристикам посвящено (после Канетти) не счесть работ, ряд положений стали общепринятыми. Опираясь на них, строятся теории, включающие и объяснение природы тоталитаризма, и происхождение общественного сознания. Однако нельзя игнорировать положительную роль массового сознания, его позитивную функцию в культуре. На повестке дня апология массы, её позитивных и конструктивных моментов. Таковые симптомы можно обнаружить у разных авторов, например, у Фридриха фон Хайек: «Все умнее, чем каждый», или в словах Токвиля: «Пока у большинства нет уверенности, индивид говорит, если оно высказалось, он умолкает» (3). Самоорганизация масс, ее креативный и редакторский потенциал, ее умение суммировать усилия и отбраковывать лишнее проявляется сегодня в целом ряде недавно возникших феноменов, как то: «ульевые медиа», коллективный редактор типа Википедии, просьюмер (производитель он же потребитель), пользователи, которые сами себе авторы, или «авторствующая публика» (4). Множество примеров, когда масса пользователей оказывалась в целом оперативнее, организованнее, более творческой, чем, скажем, сообщество профессиональных журналистов. Она умеет сополагать разные профессиональные навыки, разных, отдаленных друг от друга людей и, одновременно, участников событий. К слову, о взрыве в Домодедово 24 января 2011 года общество вначале узнало из Интернет-СМИ, а уж потом из официальных СМИ. То есть любой, оказавшийся на месте происшествия, сделавший фотографию или видео и выложивший их в сеть, становится инсайдером, формирующим новостную картину дня.

    Новые средства коммуникации создают новое качество жизни, нового субъекта и новую организацию масс пользователей. Здесь уместно сделать одну важную оговорку. О «новом качестве» медиареальности говорит большинство исследователей. Но ее самостоятельность и обособленность не устраняют всеохватности, которая не является чем-то уникальным в истории смены средств коммуникации и влиянии на общество и сознание человека. Каждая исторически значимая смена ведущего средства коммуникации порождает особую реальность, каковыми были миф, религиозное сознание, научная картина мира или идеология. Так, реальность мифа в Древней Греции была и средой, и способом производства и воспроизводства реальности, и актуальной формой речевой и письменной коммуникации. Речь была публичной, как и письменное обращение: «чтение литературных текстов в одиночестве если и существовало, то не совершалось в молчании. Наиболее распространенной практикой на протяжения всей античной эпохи было чтение вслух» (5). Читатель всегда был чтец, он миметически отождествлялся с говорящим, давал ему слово, позволял присутствовать в интонации, в жесте, в представляемом образе. То же, что подразумевается под данным «новым качеством», фиксирует напряженность момента перехода от одной системы означающих, продуцирующих реальность, к другой, ситуацию слома привычного мира коммуникации новыми средствами формирования нового языка: мобильного, интернетного, разговорно-письменного или языка «смайлов».

    Использование бинарных, строго разделяющих мир категорий в анализе формирования актуальной реальности — или, что здесь важно не упускать из виду, реальности, которая формируется масс-медиа — оправдано лишь до тех пор, пока тенденция еще не проявила себя отчетливо, пока случайность и непредсказуемость не образовали цепь необходимости или актуальные пределы необходимого. Уход прежнего, воспроизводящего себя в неизменности мира схватывается по типу «теории катастроф» Жоржа Кювье, который исходил из того, что определенное состояние мира с его животными и растениями уничтожается в результате катастрофы и создается совершенно новый мир, с новыми растениями и животными. А старый мир становится областью палеонтологии, археологии или истории повседневности. Картина мира, создаваемая новыми медиа, производит и новую артикуляцию сущего, в которой сообщать и быть сообщением, а вместе с ним и сообществом суть одно. Появление нового господствующего средства коммуникации ведет к формированию соответствующей реальности. Подобно тому, как, «описывая эстетические феномены, на самом деле мы описываем некие способы жизни» (Л. Витгенштейн), с большой долей уверенности можно утверждать, что, описывая актуальное состояние медиареальности, мы, по сути, описываем не только разные способы жизни, но и разные картины мира, разные способы восприятия, разные языки.

    Ницше отмечал: «Когда сто человек стоят друг возле друга, каждый теряет свой рассудок и получает какой-то другой» (6). Когда же люди — не важно, осознают они это или нет — объединяются в сообщество пользователей мобильными телефонами или сообщество телезрителей, потребителей рекламы, когда, как по призыву, становятся рядовыми армии пользователей интернета, объединенных в единую сеть, тогда отдельный человек отдает не только часть своего рассудка, но и своего ощущающего и воспринимающего тела, образуя новое коллективное, массмедиальное тело, контуры которого, кажется, уже видны, но мутации его столь стремительны, что нас (как объектов исследования и исследователей), уверен, поджидают новые удивительные сюрпризы. Обратившись к мысли Н. Лумана, увидим, что есть основания утверждать «о сообщении без общения», коммуникации без человека. Луман исходит из того, что не люди друг с другом коммуницируют, а коммуникация коммуницирует сама с собой, она обладает качеством самопроизводства, аутопоэзиса: «коммуникация — не есть способ трансляции чего-то, а способ создания новой структуры» (7). Скажем так, коммуникация становится не только реальностью существования, но всепоглощающей, а потому и единственной реальностью. Эта реальность — производное массовости; сформировавшись посредством медиа, масса становится медиасубъектом. Она уже сама себе и из себя прописывает последовательность трансформаций, которые на начальных стадиях схватываются и описываются в терминах метаморфозы или мутации. Здесь уместно вспомнить мысль «спинозиста» Лумана, подходящую к нашей ситуации: «Понятие природы гласит: различное есть то же самое» , что является парафразом латинского выражения «In varietate concordia»: единство в многообразии.

    Сделаю вывод: медиа, обретя форму масс, становятся масс-медиа. Существо сущего обретает в медиа форму своего выражения. Имманентное качество масс-медиа — не только создавать нечто помимо того, что сообщается, но и свое собственное послание. Усилив тезис, скажем: у медиа есть своя правда, они — главные доносчики. Но то, что они доносят, они доносят на себя и себе или, если вспомнить миф, они рассказывают истории, в которые все верят. В сумме всех медиа мы получаем медиареальность (акцентируя ее зависимость от медиа, Б. Гройс использует термин субмедиальность). Медиареальность соответствует своему понятию тогда, когда она схватывается в формах всеобщности, когда ее конституирует принцип ее постижения, когда ее всеобщность становится очевидной для нас, когда она освобождает место для новой реальности. Ее актуальность раскрывается в том исходном значении, которое соответствует латинскому определению бытия — «actualitas», как действительности действительного во всех смыслах слова: конструкции восприятия и неприятия, способов мысли, мотивации действия и экономики удовольствия, то есть всего того, чем, согласно Августину, нужно наслаждаться, а не пользоваться. Медиареальность носит в себе свое иное — реальность еще-не-опознанную, не проявившуюся и, следовательно, не схваченную в понятии. Она предстает машиной исторической амнезии, реальностью актуального «всеобщего», конструктом памяти настоящего. Она же, и в этом суть любой всеобщности, самосохраняясь, выступает репрессивным механизмом, угнетающим ростки новой формы всеобщности.

Примечания

1. Исследование проведено в рамках ФЦП 2012-1.2.1-12-000-3003-8573 (2012-2013) Шифр 23.27.1483.2012.

2. Вот один из многочисленных примеров. На нью-йоркской бирже каждую весну повторяется один и тот же сценарий: «Здесь заранее предлагаются цены (так называемые фьючерсы) на флоридский апельсиновый сок. Урожай апельсинов, из которых сделают сок, появится во Флориде только через несколько месяцев. Тем не менее, выработанные большим коллективом биржевиков цены предсказывают летнюю погоду во Флориде точнее, чем долгосрочные прогнозы метеорологов. Цены высоки — апельсинов будет мало, погода плохая, а если заранее назначенные цены низки — значит, лето будет отличное и апельсинов будет много» (http://shriyantra2007.narod.ru/lib/002.htm (дата обращения 29.08.12)). То, что предсказал Фалес с урожаем оливок единожды, точно предсказывает масса биржевых игроков каждый год. Пример этот позаимствован из книги американского исследователя Джеймса Суровецки, в которой собран обширный материал, иллюстрирующий разум толпы или, в его терминологии, «роевой разум», его мудрость, правоту и точность прогнозов (См.: Surowiecki J. The Wisdom of Crowds. Anchor Books. 2004.- 336 P.). Особенно это проявляется в практических жизненно-важных делах и конкретных количественных прогнозах, таких, например, как цены на урожай.

3. Больц Н. Азбука медиа. / пер. с нем. Л. Ионина и А. Черных. М.: Изд-во «Европа», 2011. С. 51.

4. Мирошниченко А. Когда умрут газеты. М.: Книжный мир, 2011.

5. Куле К. СМИ в Древней Греции: сочинения, речи, разыскания, путешествия… / Пер. с франц. С. В. Кулланды. М.: "Новое литературное обозрение", 2004. С. 95.

6. Ницше Ф. Злая мудрость. Афоризмы и изречения // Ницше Ф. Сочинения. В 2-х т. Т. 1. М.: Мысль. 1990. С. 766.

7. Луман Н. Общество как социальная система / Пер с нем. А. Антоновского. М.: Логос, 2004. С. 46.

8. Luhmann N. Weltkunst. // Unbeobachtbare Welt. Über Kunst und Architektur. / Hrsg. Niklas Luhmann, Frederick D. Bunsen, Dirk Baecker. Bielefeld, 1990. S. 10.

Валерий Владимирович Савчук, доктор филос. наук, профессор, руководитель Центра медиафилософии СПбГУ | 22 ноября 2012
НОВОЕ В ФОТОАРХИВЕ
Логин
Пароль
запомнить
Регистрация