Мой голос против...
Часть 4.
…………………………………………
На травму ноги Каёныша поначалу в семье никто не обратил серьезного внимания. Через два дня мальчик сорвал обмотку и пытался, прихрамывая, бегать как прежде. Проходили дни, а нога не заживала. Однажды утром он не захотел вставать с постели, тихо плакал и гладил больную ногу.
Каёнушу становилось все хуже и хуже. Он уже совсем ничего не говорил, даже глаза не открывал. Лола сидела рядом с братцем, присмиревшая и молчаливая. В доме уже не слышно было ее веселого радостного смеха. Зайрина все так же сновала по хозяйству вместе с матерью, и лишь изредка с тревогой взглядывала в сторону больного брата.
Марьяшу с Зайриной на этой неделе выставили из кафе, сказав, что больше не нуждаются в посудомойках, и теперь таджички вынуждены были разрываться между двумя работами в разных концах города. Лидка, видя их мучения, решила взять больничный по пустяшной простуде и сидела с Каёнушем дома.
К вечеру второй недели мальчик стал бредить. Лидка с Марьяшей обе извелись, бегая от кухни к комнате, смачивая его лоб холодной тряпочкой, но легче Каёнушу не становилось. Он стонал и метался по постели.
Дело шло уже к полуночи. Лидка решила звонить в скорую. «Не могут же они его не принять, когда человеку плохо» - думала она, набирая с мобильного скорую помощь.
Врачи действительно приехали, померили Каёнушу температуру и увезли в больницу, оставив растерянных и испуганных Марьяшу с Зайриной плакать на пороге. Лидка успокаивала их как могла. Несчастная Зайрина с дергающейся бровью сквозь рыдания повторяла: - обпратно… кахда обпратно…? Лидка отвечала что скоро, но сама не знала, что будет дальше с Каёнушем. Спать они улеглись не раньше трех часов.
Утром Лидка отправилась в больницу. Марьяша через Зайрину просила ее о чем-то, совала в руки какие-то кульки, чтобы отдать Каёнушу. Уезжала Лидка с тревогой.
К Каёнушу ее пустили сразу же, безо всякий объяснений и расспросов, кто она ему и откуда. Ему, видимо, успели дать какие-то лечебные препараты, поэтому Каёнуш уже не метался в бреду, а сидел в кровати и очень обрадовался, увидев Лидку. Лидка отдала ему посылки от матери и Зайрины, посмотрела перевязанную ногу и вышла узнать о дальнейшем лечении.
Непонятливая молоденькая сестра все никак не могла объяснить ей, как увидеть лечащего врача Каёнуша. Оставив, наконец, бесплодные расспросы, из которых Лидка только и поняла, что нужен Павел Петрович, девушка отправилась на поиски самостоятельно.
Побродив вдоволь по коридорам, пропитанным больничными запахами, Лидка, наконец, забрела к какому-то кабинету, случайно увидев на двери табличку «Ординаторская». Из кабинета лился запах кофе, и раздавались громкие возбужденные голоса.
Лидка хотела постучать и войти, но вдруг остановилась перед дверью, замерев на пол шага.
- Почему я должен принимать его, когда у него нет регистрации! – сердито возражал кому-то хриплый мужской голос. – У меня других пациентов много! Куда я их положу, если у меня таджик в палате?
Кто-то ему вяло возражал, кто-то смеялся, кто-то ставил допитую чашку на блюдце… В Лидкиной душе кипело возмущение.
Из больницы Каёнуша выписали в тот же день. Идти он еще не мог, поэтому большую часть пути его нес на руках Илх. Мальчик радовался своему возвращению, о чем-то все говорил и все просил у Лидки телефон.
Но Лидка была мрачна как туча. Тысяча мыслей роилась у нее в голове, не находя выхода эмоциям.
Улучшение было временным. Через сутки после возвращения у Каёнуша снова начался жар. Воспаление на ноге, прикрытое бинтами, не спало.
Зайрина ревела в голос на плече у Лидки. Марьяша стоя на коленях, читала со слезами на глазах молитву. Илх нервно дымил на кухне, сменяя сигарету за сигаретой.
Но чуда не случилось. После тяжелой ночи монотонного печального непрерывного стона Каёнуш вдруг затих. Марьяша бросилась к нему и вдруг осела на пол, закрыв рот рукой…
Лидка первая увидевшая это ее движение, почти насильно повела уставшую, сонную Зайрину по коридору, только чтобы увести ее из комнаты… Зайрина все бормотала «шчто..шчто..куды мены..куды..». Лидка молчала, только качала головой. По щекам у нее текли слезы, но она все вела и вела Зайрину дальше по темным нескончаемым коридорам, сама не зная куда…
……………………………………..
Они уезжали на следующей неделе - когда контракт Илха с руководством строительства истек.
За день до отъезда Илх не пришел вечером домой.
Марьяша сидела тихая, похудевшая за все эти дни, ставшая вдруг такой маленькой, как сухой мертвый лист. Она как будто уже не могла плакать, но страдание все равно отражалось на ее лице. Зайрина и Лола спали, прижавшись друг к другу. Лидка ходила из угла в угол, кусая губы. Они решили ждать до утра.
Утром Илх вернулся избитый, в синяках и ссадинах. Вечером по дороге домой какие-то отморозки отобрали у него все деньги, полученные на стройке. У Марьяши оставалось немного от работы в кафе, но их надежды хорошо заработать в России не оправдались.
Они уезжали потерянные, сбитые в плотную группку, без денег, со старыми пожитками, без Каёнуша. Лидка провожала их на автовокзал, едва сдерживая слезы.
Зайрина, уже войдя в автобус, вдруг выскочила и сунула в руки Лидке фотографию, ту самую, которую Лидка видела вначале. Лола ревела в автобусном салоне, прижимая ладошки к холодному стеклу, разделявшему их навсегда.
Автобус загудел и медленно тронулся, увозя их жизни Лидки этих людей, так внезапно для нее самой ставших близкими и понятными.
