Мой голос против безразличного отношения к учителям.
В каждой школе обязательно есть хотя бы один старый учитель: так уж повелось. Он, как всегда, человек странный, со своими принципами и непоколебимыми убеждениями.
Такой учитель был и в нашей школе. Звали её Людмила Павловна. Она вела у нас историю. С виду Людмила Павловна была милой старушкой, похожей на тех, которые сидят на лавочках возле дома, греются на солнышке, ругаются и обсуждают последние новости. Она была удивительно маленького роста, за что получила от нас безобидное прозвище «малышка», с типуном на языке и редкими седыми волосам, которые она завязывала в тугой пучок. «Малышка» носила очки с толстыми стёклами, которые после урока всегда бережно клала в маленький мешочек, постоянно висевший на её дряблой шее. Я до сих пор помню едва слышный шорох её изношенных чуть ли не до дыр туфель. Начало каждого урока у нас проходило по одному и тому же сценарию, наверное, люди старой закалки не хотят придумывать ничего нового и предпочитают каждый день проводить одинаково. Она молча заходила в класс, немного приподнимала голову, чтобы всех нас получше рассмотреть, потом проходила к своему столу, кидала мимолётный взгляд на доску (она всегда должны была быть вымыта мокрой, а затем сухой тряпкой, в противном случае «малышка» приходила в ярость) тихо велела нам садится и садилась сама. Людмила Павловна имела одну особенность: она никогда не прощала ошибок. Рядом со столом, на подоконнике, стоял её любимый кактус, который дежурный обязан был каждый день поливать и рыхлить чайной ложкой землю. И садясь, «малышка» первым делом опускала свой суховатый палец прямо в горшок с землёй, проверяя таким образом, не забыли ли дежурные о своей важной миссии. Затем она снимала свои старенькие туфельки, доставала из пакета (который носила в школу годами) домашние тапочки и, переобувшись, вновь смотрела на нас, подавая таким образом знак, что доска вымыта, кактус полит, она чувствует себя нормально и можно начинать урок. Мы дружно пялились в учебник и судорожно повторяли заданный материал. Это сейчас так просто об этом говорить, а тогда ответ домашнего параграфа можно было смело приравнять расстрелу. Задавала «малышка» много. И требовала самого подробнейшего ответа, что нас, естественно, ничуть не радовало. Помню, как получив заслуженную тройку, я бухалась за парту, долго ещё что-то шептала о несправедливости и настроение портилось до конца дня. Меня всегда поражало, с каким равнодушием она выводит в журнале «колышки» и «лебедей». Ей будто бы было совсем всё равно и это меня ещё больше выводило из себя. В конце урока она протяжно шепелявила: «Свободны». И мы, схватив портфели, убегали из кабинета, в надежде никогда больше туда не возвращаться. Вобщем, не любили мы «малышку».
В понедельник первым уроком у нас, как всегда была история. Наш 8 «б» ввалился в кабинет и неторопливо начал готовиться к занятию. Прозвенел звонок, мы сели за парты и стали ждать, пока в коридоре зашуршат знакомые туфельки, но шорохов всё не было. Тут зашла завуч и сказала, что урока не будет, Людмила Павловна умерла. Мы собрали сумки и стали ждать конца урока. Стало невыносимо скучно и пусто.
На следующий день у нас вёл историю новый учитель. Это была женщина лет тридцати, полноватая и немного хромая на правую ногу. Она не носила очков, не опускала палец в горшок с кактусом, почти не смотрела на доску. Она была доброй и разрешала нам тихонько болтать во время урока. Всё было неплохо, но мы каждый день поливали «малышкин» кактус, не забывали про доску и даже специально пугались, перед ответом домашнего задания, хотя было совсем не страшно. Всё было неплохо, но как-то не так.
