Борискова Елизавета

Раб кисти

Я был знаком с одним художником. Нельзя сказать, что мы были большими друзьями. Как раз дружбы-то у нас и не вышло… Хотя, наверное, в отношении этого человека вообще нельзя употреблять это слово.

Итак, я был знаком с одним художником. Имя его громовыми раскатами прокатилось по всей стране лет 15 назад. «Максим Рогозин – наш новый Репин», - так, кажется, про него говорили. Слава пришла к нему в 33 года. Толком не окончивший художественной школы, не самый блестящий выпускник Российской академии ваяния и зодчества, он вдруг стал организовывать выставки, одна успешнее другой. На одной из них мы и познакомились.

Нельзя сказать, что я большой любитель искусства, но его работы и правда были хороши. В них было что-то пронзительное, чувственное, искреннее. Около одной картины я, кажется, простоял больше часа: молодая девушка в красном платье сидела на крыше высокого дома. Перед ней простилался весь город: улицы, дома, прохожие, машины. Но она на них совсем не глядела. Казалось, ее насмешливый и пронзительный взгляд устремлен прямо на меня. Оторваться от него было невозможно.

- Нравится? – услышал я чей-то голос за спиной. Словно очнувшись ото сна, я обернулся. Передо мной стоял молодой мужчина с яркими голубыми глазами и соломенного цвета волосами, которые торчали во все стороны. Его руки были засунуты в карманы потертых джинсов, поверх футболки с надписью «Rolling stones» была одета клетчатая рубашка.

- Очень, - честно ответил я.

- Дарю… - просто сказал он мне.

Я вопросительно посмотрел на него. Он только усмехнулся:

- Да, берите, мне не жалко. Я еще тыщщу таких нарисую. Честно, мне ничего другого и не надо: только бы рисовать весь день, всю жизнь. Иногда мне кажется, что я родился самым счастливым человеком на планете…

Он соврал. Нет, картину он мне действительно подарил. Она до сих пор весит у меня в гостиной. Взгляд девушки все также устремлен прямо на меня, и каждый день я нахожу в нем что-то такое, чего не видел прежде. Максим ошибся в другом: счастливым он пробыл совсем недолго.

С той встречи на выставке мы не виделись лет десять. Я периодически узнавал из новостей о его судьбе: череда блестящих выставок в Москве и городах России, приглашение на гастроли за рубеж, многомиллионные контракты. Его картины вошли во многие известные коллекции, продавались с аукционов за бешеные деньги. Мне много раз поступали предложения продать за баснословную сумму ту подаренную картину. Я, конечно, отказался.

И вот однажды в дверь позвонили. На пороге стоял высокий мужчина в меховом пальто и широкополой шляпе. Его лицо было не бритым, на лбу и вокруг глаз были глубокие морщины. В незнакомце я с трудом узнал Максима Рогозина.

- Здравствуйте, вы, наверное, меня не помните… - начал он.

- Помню, что вы, - перебил его я, - проходите, пожалуйста.

Мы сели пить чай. Жена, впечатленная визитом такого известного художника, все время его расспрашивала. Максим отвечал нехотя, короткими отрывистыми фразами. Я понял, что он пришел ко мне и хочет поговорить наедине, но мне было неловко просить Машу уйти. К счастью, наш сын Женя позвал ее помочь с заданием по математике.

- Я пришел к вам по поводу той картины, которую я вам подарил, помните? – сразу начал он.

- Да, я до сих пор ею любуюсь.

- Не подумайте, что я хочу ее забрать. Мне бы только взглянуть…

Мы прошли в гостиную. Максим долго стоял на одном месте, не шевелясь и не говоря ни слова. По его лицу неожиданно потекли слезы. Я не мог понять, что происходит, но было очевидно, что на моих глазах совершается трагедия.

- Я помню… - произнес Максим глухо. – Я помню как рисовал ее. Я был молод, счастлив… Мне казалось, так будет всегда. Я сознавал свой талант и был исполнен желания делиться им с каждым. А слава была моей наградой, моим законным правом, которое дал мне мой талант. Я наслаждался ею…

Наступило молчание. Максим отвернулся от картины и взглянул на меня. Его безумный взгляд меня напугал. Он снова стал говорить.

- Потом это превратилось в капкан. Я рисовал и когда хотел этого, и когда не хотел. Я мог думать только об этом. Даже во сне мне не было покою. Порой я просыпал в бреду: мне казалось, что пальцы превратились в кисти, а сам я стал мольбертом. Сотня картин, две, три… Я не мог остановиться. У меня нет семьи, нет друзей. Я не помню, когда последний раз брался за книгу, ходил в кино. Я проклят, проклят…

Максим направился к выходу. Уже на пороге он обернулся.

- Спасибо, что позволили мне взглянуть на эту картину. Она была одной из последних, что я создал прежде, чем стал рабом кисти. Берегите ее, обещайте, что не продадите.

- Обещаю, - сказал я.

Больше я никогда не видел Максима Рогозина, но его историю запомнил на всю жизнь. Историю человека, родившегося с подлинным талантом. Увы, он не сразу понял, что это значит для его жизни. Он принял свой дар как право, а это оказалось непосильной обязанностью. Чуть позже я познакомился с еще одним молодым художником, подающим большие надежды. Я рассказал ему эту историю.

- Ну, - усмехнулся он, - со мной такого уж точно не случится.

- Если у тебя будет выбор… - глухо ответил я.