Кинематограф умер, и это мы его убили

В темном зале маленького провинциального кинотеатра с типичным названием «Иллюзион», оставленным ему в наследство Советским Союзом, пять человек — я с двумя друзьями-киноманами и немолодая пара, занявшая последние места и, кажется, совершенно не обращающая внимания на то, что твориться на экране.

Так прошла в Астрахани запоздалая премьера фильма Александра Сокурова «Фауст», премьера и вместе с тем единственный показ этого киношедевра в моем городе. И, казалось бы, ничего необычного, ведь то, что выходит за рамки массовой культуры чаще всего остается незамеченным простым человеком, никакого отношения к кинематографу или любому другому виду искусства не имеющему. Но почему-то именно эта премьера заставила задуматься о судьбе современного кино.

Пресловутое общество потребления. Потребления всего, в том числе и информации. Особенно информации. Она перестает нести в себе смысл, превращаясь в еще один способ провести время. Поход в кино становится поводом собраться вместе, а телевизор — своеобразным фоном, на котором мы совершаем обыденные действия — моем посуду, готовим, убираемся. Никого больше не интересует смысловая составляющая того, что творится на экране. Лишь бы было хоть что-то. Что-то, что отвлекло бы от тяжелых трудовых будней. Но ведь «искусство — это не утешение, это рана», как сказал Звягинцев, талантливый российский режиссер.

Все это начинается еще в эпоху индустриализации, кинематограф сдает свои позиции как вид искусства, оставаясь таким лишь для привилегированных слоев общества, а для рабочих занимает свое законное место в индустрии развлечений. Тогда Ги Дебор, французский философ и режиссер, снимает «Мы кружим в ночи, и нас пожирает пламя», составленный из нарезок современных ему кассовых фильмов, фильмов-игрушек, признаков времени, на фоне которых звучат размышления о смерти кинематографа. Искусство больше не востребовано, рабочие жаждут «хлеба и зрелищ», быстрой смены глупых картинок, позволяющих забыться и отдохнуть. Кинематограф умер, и это мы его убили, сказал бы нам Ницше.

К счастью, вопреки всем законам логики, смерть эта откладывается на неопределенный срок. Как пишет Борис Нелепов своем очерке для журнала «Сеанс», «кино смотрит по всему миру все меньше и меньше людей, а талантливых, невероятных картин становится только больше», что не может не радовать. Что заставляет молодых и не очень режиссеров снимать фильмы, оказывающие невостребованными, снимать, чтобы после показа на очередном кинофестивале работа оказалась в пыльном архиве талантливых, но никого не интересующих фильмов? Может быть, это протест. Может, искусство ради искусства, невозможность не творить. Может, отсутствие здравого смысла, отличающее всех гениев.

Но вопрос совсем в другом. Готовы ли мы с вами потрать драгоценные два часа не на очередной голливудский боевик, а на интеллектуальное кино, то, что нынче называется модным словом «арт-хаус»? Чего мы ждем он современного кинематографа? Жаждем ли мы самопознания и познания мира через фильмы, или все, что нужно нам — яркая картинка, не несущая в себе ничего? Ведь если общество выберет второе, то даже самые отважные режиссеры не способны будут противостоять толпе, и тогда, возможно, человечество навсегда забудет такой вид искусства, как кино, ведь фильм существует только тогда, когда есть зритель.

Прямо посреди показа «Фауста» пара встает и уходит, и лишь размытые силуэты их голов, промелькнувшие на экране, и приглушенный смех напоминают нам о том, что в зале был еще кто-то.