СЕЛЕЗНЕВ Геннадий, экс-спикер Госдумы, депутат Госдумы, почетный профессор факультета журналистики СПбГУ, выпуск 1974 года

Геннадий Николаевич Селезнев, экс-спикер Госдумы, депутат Госдумы, почетный профессор факультета журналистики СПбГУ, выпускник факультета журналистики 1974 года

Г. СЕЛЕЗНЕВ: ГОРЖУСЬ, ЧТО СТОЯЛ У ИСТОКОВ РАЗВИТИЯ СОВРЕМЕННОЙ ПАРЛАМЕНТСКОЙ ЖУРНАЛИСТИКИ

— Геннадий Николаевич, расскажите о своих студенческих годах на факультете.

— Наш выпуск — мы все были студентами-заочниками, поэтому собирались там, во дворе филфака, где раньше находился наш факультет... Конечно, народ весь уже не после школы, люди все постарше. Причем у нас как-то получилось, что нас очень много было из Северо-Западного региона.

Ну, времена были, конечно, очень интересные, там была дикая теснота. Самое забавное было сдавать зачеты на подоконниках: широкие подоконники в старом здании, аудиторий мало, причем всегда как-то получалось, что одним хватало, другим не хватало аудиторий, и нужно было на подоконниках сдавать. Ну, и часто бывали ситуации, когда кто-то пробегает: на подоконнике сидит преподаватель и рядом сидит студент, толкнул плечом, думал, такой же твой однокурсник: «Пошли покурим!» Поворачивается — преподаватель. «Ох, извините!» Да, мы Александра Федосеича все знали, и он не был нашего возраста даже близко, это был очень хороший декан. Он очень нас уважал, но, вместе с тем, сложностей было много. Мы очень все боялись Березину, мы боялись сдавать русскую литературу, потому что она была очень строгий профессор. Ее было приятно слушать: удивительно эрудированный профессор, интереснейший, но как она с нас снимала шкуру! По два, по три раза ходили, и понимали, что мы любим ее предмет, хотим этот предмет знать. Все вроде бы знаешь — нет, дополнительный вопрос и все: летишь с катушек, снова приходишь... Но вы знаете, эту строгость я всегда вспоминаю по-доброму, потому что, может быть, именно через свои лекции она привила нам вкус к пониманию нашей великой русской литературы, и, невзирая ни на что, мы шли на ее лекции...

Но был и такой интересный студенческий эпизод: все очень боялись истории философии, я думаю, и вы сейчас боитесь этого предмета, кому его предстоит сдавать. Ну что заочник может, действительно, по этой огромной программе «История философии» выучить? Собрались на экзамен, все как положено, экзаменатор спрашивает: «Кого устроит оценка „удовлетворительно“? Сдайте зачетки на стол и уходите». Две трети побежали — и я в том числе — перекурить. «Кто идет на красный диплом, пожалуйста, сядьте за первые столы». Ну, у нас человека четыре претендовали на красный диплом. «Кого устраивает оценка „хорошо“, пересядьте сюда». Пересели. Мы в коридоре ждем своих зачеток. Пока они готовятся, он там подписывает нам — «удовлетворительно». Вдруг начинаются истерики: один вылетает хорошист — «неуд», другой хорошист — «неуд». Осталось человек пятнадцать — взмолились, говорят: «Нет. Можно мы тоже сюда зачеточку положим?» Одна из наших девушек, Лида Мерудина, — она шла на красный диплом — срезалась на четверку. Правда, потом все убеждали: ну, единственная, получается, у нас претендовала на красный диплом и срезалась на истории философии, пересдала она экзамен... Но все вот это было в студенческой жизни... Были у нас, как видите, свои компромиссы, но никто не говорил, там, сто рублей, десять рублей не забыть положить в зачетку. Боже упаси! Об этом никогда даже речи не было — чтобы заплатить что-то за зачет или за контрольную.

— Сейчас, во время работы в Петербурге, была у вас возможность познакомиться с питерской журналистикой?

— Вы знаете, к сожалению, питерская журналистика, на мой взгляд, скудеет. Причем очень скудеет, очень резко упали тиражи всех газет. В общем, какое-то жалкое создается впечатление. Такое ощущение, что в Питере нормально раскручиваются, развиваются как раз газеты московские. Та же «Комсомольская правда», «Москов-ский комсомолец», «Аргументы и факты» имеют тиражи гораздо большие, чем наши газеты — «Санкт-Петербургские ведомости», «Смена». У «Смены», по-моему, тираж до пяти тысяч дошел — то есть очень низкие тиражи. Что касается телевидения, то я в свое время и Владимиру Анатольевичу Яковлеву говорил: «Ну, стыдно, стыдно городу иметь такое телевидение. Провинциализм прет из всех щелей». Сейчас вроде бы новая редакция, я знаю, новое оборудование. Раньше ругались, вот мы тут живем, как в берлоге, того нет, этого нет... Сейчас, говорят, переоборудовали, создали новую редакцию, набрали новых журналистов, но я пока больших программ не видел — видел только новостные. Дай бог, чтоб это тоже было по-настоящему столичным телевидением, которое имело бы разные программы, которое было бы информационно-богатым, где будут делаться интересные репортажи, авторские программы... Потому что питерское телевидение в свое время гремело, были очень хорошие публицистические передачи. Сегодня все это потеряно, придется восстанавливать. Вместе с тем, конечно, хотелось бы, чтоб появились свои яркие звезды, потому иметь факультет журналистики, иметь так много газет, радио, частных каналов, откуда можно выкачивать журналистские кадры, и иметь слабый канал не позволительно городу.

Я горжусь, что в свое время стоял у истоков развития современной парламентской журналистики. Много за это меня ругали депутаты — и во второй Думе, и в третьей Думе: зачем я разрешаю такому огромному количеству журналистов аккредитовываться в Думе. Сейчас, не знаю, может быть сократили, сейчас, может быть, будет более жесткий отбор, кому что можно писать о Думе, а у нас было тысяча двести журналистов. И я журналистам даже говорил: «Только, ради бога, не придите в какой-нибудь день все вместе — нам тут будет просто нечего делать». У нас тесно, у нас помещение, специально выделенное для журналистов, не позволяет быть такому огромному количеству. Но я поощрял, чтобы аккредитовывалась региональная пресса, я все время говорил: «Контролируйте работу своих депутатов. И докладывайте избирателям, насколько депутат активен, пассивен, что он недоделывает, плохо помогает региону». Поэтому я поощрял, чтобы именно региональная пресса к нам приходила. И, вы знаете, появились нормальные парламентские журналисты. Я со многими из них общаюсь. Больше того, когда они приобретут опыт парламентского журналистов, их переводят уже редакторами, обозревателями в другие отделы этих изданий, и они блестяще справляются. Они многое знают: знают технологию, знают, как проходят законы, знают комитеты, знают, что такое «законодательный портфель», где какие концы искать, с кем можно связаться. То есть я считаю, что если у редакции есть возможность аккредитовать своего, особенно молодого, журналиста при Государственной Думе, — делайте это. Скажем, в Кремль вы не попадете. Там, по-моему, десятка полтора строго отфильтрованных журналистов. В Белом Доме точно так же: строго отфильтрованных, ну, наверное, десятка три, и тысяча двести — при Государственной Думе. Я уж в шутку говорю: «Мы — аквариум. Мы, как рыбки, плаваем под прицелами камер, журналистов. Нас видно, чем мы там занимаемся, потому что тысяча двести журналистов за нами следят, и каждый, действительно, волен писать».