Никита Евдокимов "Мой голос против"

О ЖУРНАЛИСТИКЕ И НЕ ТОЛЬКО

...Наше телевидение всё изощрённее будоражит, увлекает, развлекает и смешит, но вряд ли назовёшь его гражданским общественно-полити-ческим институтом. Убеждён: это одна из главных причин драматичного спада телесмотрения у самой активной части населения, когда люди нашего с вами круга говорят: “Чего ящик включать, его не для меня делают”.

Куда страшнее, что большая часть населения уже и не нуждается в журналистике. Когда недоумевают: "Ну побили – подумаешь, мало ли кого у нас бьют, а чего из-за репортёра-то такой сыр-бор", миллионы людей не понимают, что на профессиональный риск журналист идет ради своей аудитории. Журналиста бьют не за то, что он написал, сказал или снял, а за то, что это прочитали, услышали или увидели.

Леонид Парфёнов

В этом номере моя статья должна была называться “Милиция или Полиция”? Но просмотрев недавно выступление одного из, пожалуй, самых известных журналистов нашего времени Леонида Парфенова и увидев, какой интерес вызвало его выступление в обществе, я решил написать о роли современной журналистики в нашей стране.

Итак, в Москве, в Останкино 25 ноября впервые вручена премия имени Владислава Листьева. Чинный корпоративный вечер получился неожиданно бурным. Виноват лауреат премии, Леонид Парфенов.

Такого количества телевизионных начальников и телевизионных звёзд давно не видели вместе. Среди участников и гостей церемонии - руководители Первого канала, ВГТРК, НТВ, руководители профильного министерства и федерального агентства, члены Академии российского телевидения, ведущие Первого канала, “России”, НТВ, коллеги Владислава Листьева, работавшие с ним ещё в молодежной редакции советского Центрального телевидения, известные телевизионные критики.

Леонид Парфёнов заметно волновался. Порою сбивался, “читал без выражения”, а когда закончил говорить, у него были ледяные руки, как сказал Эдуард Сагалаев, который подошёл к Леониду, чтобы пожать ему руку и поблагодарить.

Да, правду говорить нелегко. И неправы те, кто возражают, что он не сказал ничего нового, что всё это мы и так знали. Одно дело знать, а другое дело сказать перед всеми. Для этого нынче нужно мужество. Это волнительно даже для очень известного, очень уважаемого новоиспечённого лауреата.

Но Парфёнов не просто выступил. Он, будучи человеком талантливым, к тому же с энциклопедическим стилем, за пять минут дал полное определение современного телевидения, и определение это хоть сейчас можно отправить в Википедию: “Российское телевидение первого десятилетия третьего тысячелетия”. Или “Намедни ТВ 2000-2010”.

А по сути это было заявление о проблемах российской журналистики. Когда бьют врага, он ещё может оказывать сопротивление в отдельных местах, партизанить, но в целом он разбит и капитулировал. А партизан и отдельные очаги добить при желании не трудно. Не будем обольщаться, не будем себе льстить. Да, есть “Эхо Москвы”, есть “Новая газета”, есть ещё несколько изданий и интернет, но для широкой массы, журналистика – это то, что по телевизору. Из телевизора люди узнают о мире, о жизни, и часто верят ему даже больше, чем собственным глазам. Им говорят, что все хорошо, а они глядят вокруг и видят, что что-то не так. Но думают: раз говорят, значит, действительно хорошо – просто лично мне почему-то не повезло.

Что будет с Парфёновым дальше? Наверное, ничего. Надеюсь, что ничего. Он продолжит снимать свои отличные фильмы, делать удачные или менее удачные, но всё равно любопытные проекты. Работать так, как работают на телевидении многие вполне приличные люди. Как работало немало талантливых и достойных людей и на советском телевидении, когда было ещё труднее, чем теперь. Куда труднее. Люди ищут свою нишу. И я ни за что не буду их осуждать. Многие мои знакомые работают там, в том числе и на информационном вещании.

Ну что им делать? Бунтовать? Уходить? Чтобы остаться без работы или пуще того получить по голове как Олег Кашин? У меня есть счастливая возможность говорить и писать то, что я считаю нужным. Но если что-то случится с моей работой, я не знаю куда мне идти. Точно так же и товарищи мои с других радиостанций. Только у них немного иначе. Хочешь работать—подчиняйся правилам, или иди куда глаза глядят. А куда идти, если человек всю жизнь на телевидении или на радио проработал? Если это то, что он умеет делать лучше всего? А у него семья. Да ещё какая-нибудь ипотека. Кто-то примет “правила игры” целиком, как есть, кто-то будет просто выполнять поручение. Дали задание осветить визит—осветил. В конце концов можно снимать документальное кино, передачи о непознанном, о культуре или спорте, а ещё есть сериалы, шоу—чем не применение таланту.

Говорят, что выступление Леонида Парфёнова было не в конце вечера. Было и что-то вроде брифинга. Были вопросы. Но про его выступление, в которое он вложил столько сил, никто не вспомнил—словно его и не было. Как если бы в кино после кульминации, драматической, душераздирающей сцены пошла какая-нибудь рутина, чаепитие, проходы, потом ещё что-то, и уже непонятно, к чему была та кульминация, зачем герой рубаху рвал?

Ну а чего другого вы ожидали? Что сейчас прямо на банкете начнется “гамбургский счёт”? Парфенов, может быть, всю ночь накануне не спал. Он, может быть, думает, что поставил на кон что-то важное. А остальные-то спали и ничего ставить не собирались. Не волновались и не собирались с духом. Они к поступкам не готовились. Жаль, что ни один канал про эту речь не упомянул и ни кусочка не показал. А под каким соусом они бы это показали? Комментировать же как-то надо, обсуждать. Если бы они показали и обсудили, так и речи Парфёнова бы никакой не было, потому что это было бы уже другое телевидение.

Но я соглашусь с Познером, который сказал, что если бы вдруг всем этим людям внезапно разрешили бы говорить всё, что угодно, и не было бы ни внешней цензуры, ни внутренней—то тогда бы мы не узнали ни телевидения нашего, ни телевизионщиков. Вопрос только в том, кто это вдруг разрешит и зачем?

Я думаю, что выступление Парфёнова, конечно, ничего на телевидении не изменит. Но я также уверен и в том, что без таких выступлений ничего и не изменится.

Никита Евдокимов