Чего мы ждём от современного кинематографа?

Тринадцать лет. Кино в Рязани.

От кино мы ждём замирания сердца. Именно так. Замирания. Чтобы выходить из зала, идти на ватных ногах до гардероба и ошарашено попадать в рукава пальто ещё немножко влюблёнными и немножко пьяными.

Знаете, почему в кинозале всегда выключают свет? Не потому, что лучше будет видно без освещения, и не для того, чтобы кто-то натужно и безнаказанно жамкал чью-то руку. Когда ты выходишь в вестибюль, то по всем твоим органам чувств бьют шум и непривычная желтизна мира вне… Ну, впрочем, куда ты и был обязан вернуться, ещё занимая место в зале. Кино, особенно на большом экране – это всегда другой мир, и свет будет лишним.

Как футуристы отправляли в утиль слово пафосное, такое, что дунешь, и во все стороны полетит пышная ванильная пыль, так и придирчивый, избалованный в хорошем смысле слова зритель не станет пересматривать всё то, что не резануло. Это и был закон моего киношного детства, когда на каждых каникулах и выходных папа вёл меня в кино, а на многочисленных больничных мне включали – что? – телевизор. Если ты не летала вместе с Щелкунчиком на канатах, если в самый страшный момент не хотелось сидеть головой в колени или бежать восвояси из зала, то о фильме ты потом ни разу не вспомнишь.

Помню ещё, как мама приобщала меня, пятиклассницу. к современному искусству. Мы в какую-то из суббот купили диск с фильмом «Похороните меня за плинтусом», сели смотреть.

Прошёл час.

Полтора.

-Ну, Ангелина, тебе фильм понравился?    

-Тётенька задницу показала, ха-ха-ха!

Я тогда ещё не доросла сказать всё то, что осталось у меня в душе и всё ещё стояло в ней, как пробка, пока я в тишине чистила зубы. Сидишь и смотришь на то, как живёт мальчик со своей бабушкой, и боишься извечного лукавенького взрослого вопроса: «А если тебя бы так отправили пожить, ты-то бы как запела?». А потом, когда этот мальчик и эта страшная, невразумительная, неуютная старуха хоронят какого-то маленького зверька, ты понимаешь: бабушка на самом деле хорошая. И глядя на задницу, и слыша матюги, ты всё-таки молчишь, потому что смутно осознаёшь: это – искусство. А под конец и грустно, и муторно, и хочется идти жить своей жизнью, где такого нет. Да, это – искусство.

Все помнят нашумевшую «Школу». Это не кинематограф, это – телевиденье. То, что включают обычно пришедшие с работы люди, чтобы питие чая и сидение с ногами на диване не было постным и не внушало мыслей о бренности бытия.

Все помнят, как клевало Гай Германику поколение тех, кто вообще много кого клюёт, но перед тем как набрасываться с руганью на кино или книгу, книги не читают и фильмы не смотрят. Так вот, фильм – если это хороший фильм! – должен стать для каждого личной «Школой». Может – и даже скорее всего – без нецензурщины, разоблачений, откровенных и шокирующих. Но таким, что ты ещё долго будешь сидеть, видя себя со стороны совершенно другим. Открывая для себя такое, что на минуту тоже захочется всех ругать и поносить, а потом долго и сердечно трясти руку режиссёра.

Фильм должен тебя шокировать самыми простыми вещами, чтобы без всякого тычка от рядом сидящих ещё долго ощущать себя тем самым мальчиком, которого сумасшедшая бабушка трясёт за плечи. Так и должно быть. Как отличить мусор от немусора? Мусор смеётся с тобой наравне, он тупеет до твоего уровня. А немусор – это всегда осознание, что ты что-то недопонял.

Раньше в кинотеатры ходили парочки вроде тех двоих из к/ф «Вам и не снилось». Тогда всё было красиво: и трамваи, и белые ленточки в волосах, и пальто девочке в раздевалке подать… А теперь можно заказать пиццу и позвать к себе посмотреть кино через ноутбук: loveseatы больно дорогие, да и зачем куда-то переться-то?

Мало кто чувствует, различает сам вкус кинематографа на большом экране, очарование во много раз увеличенных лиц, то, насколько возвышается и сама картина, и чувства, в ней отображённые. Можно понять людей, которые в кино идут за оглушительным 3D, за спецэффектами из серии супермен-летит-прямо-на-тебя. Можно понять людей, которые «под Новый год, под воскресенье» идут глушить свою тоску тоской экранной, убивать время, пытаться забыть о своих горестях там, где тепло, светло, вкусно пахнет попкорном, где толкотня и ожидание какого-то праздника.

В кино можно позвать того, кого хочешь видеть своим другом. Но боишься, что если пойдёшь погулять с ним просто так, без повода, то сразу станет видно, насколько не о чем с тобой поговорить. А так не надо трястись по улицам кругами и припоминать всех общих знакомых.

Ходите в кинотеатры. Не превращайтесь душой в тех, кто вечно брюзжит про «Школу», не видя, что всё это есть и процветает в половине МБОУ СОШ. Пусть фильм трясёт вас за плечи. Пусть вам захочется стучаться с утра к режиссёру и спрашивать: «А что Вы имели в виду?...». Летайте вместе со Щелкунчиком.

Вы помните вечно тринадцатилетнего героя Константина Симонова, которому хочется «из зала прыгнуть в полотно, убить врага из пистолета, догнать, спасти. прижать к груди…»? Да, именно в тапёре «с бесчувственной душой», и «заштопанном экране», который то и дело оживал, было то очарование. Кино делают для того, чтобы хотелось спасать, догонять и прижимать к груди кого-то. А кинотеатры строят не чтобы рубить деньги с любителей попкорна. Чтобы выстроить дистанцию между фильмом, «Любовью-морковью» ли, «Сталинградом» ли, и нами, провалившимися в огромную и чёрную пасть зала, и одновременно – максимально приблизить чужую реальность. Ибо не наша это жизнь, и недаром раньше, при тапёрах же и копеечном мороженном говорили «идти в картину». В картину именно ходят. Окунаются в чужую жизнь. Прыгают из зала в полотно.

И все мы - студенты, школьники, так называемая "мыслящая Россия", пенсионеры, коротающие досуг перед экранами - все надеются, что вдруг придёт, подобно Мессии, молодой режиссёр - эпичней Ван Гога, гениальней Кустурицы и понятнее Агнии Барто - и снимет нам такой фильм, чтобы было правдиво, но не сально, чтобы хотелось бежать из зала в страшные моменты, чтобы ты видел себя молодым и старым одновременно, чтобы актёры были тоже как минимум гениальные. И чтобы сначала хотелось плакать, несмотря на то, что все шутки удачные. А потом стоя аплодировать. Несмотря на то, что фильм ещё не закончился.