Авангард и классика – вечный спор…
Если ты хочешь быть впереди классиков –
пиши предисловия к ним.
Кроткий Эмиль
А вы часто задаётесь вопросом, что такое классика? Задавая этот вопрос своим знакомым, я получала много похожих ответов: классика – это образец; это признанные произведения; это то, что нужно читать обязательно; это то, что проходят в школе; это то, что учит доброму, прекрасному, вечному.
«Это же классика!» – говорит классический Отец классическому Сыну. Сегодня молодой человек запросто услышит эту фразу от своего родителя, который недовольно меняет фэнтези или книгу комиксов в руках подростка на томик Пушкина. Однако этот спор уходит корнями вглубь веков, когда ещё древнеримский историк Тацит говорил: «Следует читать много, но не многое». Творцы всегда стараются попробовать что-то новое, поэтому произведения, альтернативные классике, будут существовать в каждой эпохе.
В России новаторской стала эпоха классицизма: традиционно литература и искусство принадлежали исключительно духовной сфере, но Пётр I создаёт светскую культуру, хотя и по подобию духовной культуры. Общество очень тяжело принимало эту новую культуру, через силу она входила в жизнь, и только потом уже получила название «классицизм», то есть «образцовое искусство». Или, например, сочинения Пушкина также были нетрадиционными для своей эпохи, его язык казался современникам чем-то похожим на сегодняшний «олбанский», однако именно Пушкин стал новатором в области языка, установил литературный русский язык, стал монументальной фигурой в русской и мировой литературе.
Искусство наших современников «из ряда вон выходящее» мы привыкли называть «авангардом» и противопоставлять классике. Вообще, термин «авангард» был введён в 1885 году французским публицистом, историком искусства Теодором Дюре и относился к конкретной эпохе, так же как термин «русский авангард» обозначал радикально новаторские течения, складывавшиеся в русском искусстве в 1907–1914 годах. Но безотносительно авангард – это «передовое искусство», то есть всё новое, нетрадиционное, новаторское, порывающее с классическими традициями.
Нельзя оценивать авангард только отрицательно, потому что, в первую очередь, это не «что-то из ряда вон выходящее», а новаторство. Помните эпиграф к статье «Штатская шрапнель» самого громкого авангардного поэта Маяковского? «Искусство умерло… Да здравствует искусство!» – это о трёх эпохах искусства. «Золотой век» умер, приходит новый неизвестный век, а футуристы в многоточии: их задача начать новую эпоху искусства и суметь сделать её достойной, пронести через века. Футуристы, говоря «Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч., и проч., с парохода современности», ни в коем случае не отрицали заслуг прошлой эпохи, они лишь хотели обозначить своё творчество как нечто кардинально другое, новое. Это не отказ от классики, а желание создать новую литературу в своём лице, начать новые устои, правила, традиции, проявить новаторство. Не обязательно, что эти традиции приживутся. Но есть возможность, что они станут классикой.
Авангард как явление всегда жестко критиковался. Ярким примером является печально знаменитое Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года, в котором Жданов разгромил, уничтожил Зощенко, Ахматову и ряд других писателей. Зощенко представляется в докладе Жданова фактически скрытым врагом, он гораздо опаснее Ахматовой, представленной «осколком безвозвратно канувшего в вечность мира старой дворянской культуры», чуждым советскому оптимизму. Доклад Жданова – это жестокое, резкое, грубое очернение настоящих, талантливых писателей. Но такова безжалостная сила государственно-идеологической машины.
История повторяется. Очень перекликается с нападками Жданова на Ахматову эссе Захара Прилепина «Отборный козий изюм», в котором он резко критикует творчество Татьяны Толстой, при этом некорректно переходит на личности, выходя за рамки анализа творчества. Жданову Ахматова представляется «взбесившейся барынькой, мечущейся между будуаром и моленной», а Прилепин видит Толстую «персонажем то ли Гоголя, то ли Чехова. Где-то у классиков прошуршала платьем эта надменная дама с поджатыми губами, измученная не то изжогой, не то желудочными коликами...». И оба критика заявляют о том, что творчество писательниц далеко от народа: «Ахматовская поэзия совершенно далека от народа», «Имеет ли Толстая хоть какое-то представление, о том, как складывался народный характер в нашей крестьянской стране?».
Ахматова теперь стала классиком. Это всемирно признанный поэт, обладатель почетной степени доктора литературы Оксфордского университета. Эта женщина, которая вдохновляет и воодушевляет матерей, жён и девушек, потому что в её поэзии отражено бесконечное многообразие женских судеб, в своей поэзии она говорит о любви просто.
Кто знает, что будет с Толстой? Классика учит умному, доброму, вечному, и произведения Татьяны Толстой как раз заставляют думать, узнавать что-то новое, и тянуться за автором, так как его кругозор очень обширен. Как писатель-концептуалист она постоянно делает отсылки к произведениям мировой литературы, тем самым открывая читателю всё новые и новые пласты мировой культуры.
Нужно иметь в виду, что классикой становятся такие необычные вещи, как, например, фильмы или мультфильмы. Кто в начале XX века мог вообще подумать о том, что кинематограф будет существовать как жанр искусства, а уж тем более о том, что фильм можно будет назвать классическим. Яркая пародия и отторжение этого жанра слышится в стихотворении Мандельштама «Кинематограф» 1913 года. Но сейчас кинематограф – это определённо признанный жанр. Взять хотя бы классику отечественного кино – «Бриллиантовая рука», «12 стульев», «Иван Васильевич меняет профессию» Леонида Гайдая, «Собачье сердце», «Мастер и Маргарита» Владимира Бортко, непременный новогодний фильм «Ирония судьбы, или С лёгким паром!» Эльдара Рязанова и многие другие, а также культовый мультфильм «Ёжик в тумане» Юрия Норштейна. И это только лишь незначительная часть того, что является признанной классикой, не говоря уже о мировом кинематографе.
Теперь мы не удивляемся и тому, что классикой становятся компьютерные игры: всемирно известный Pacman, являвшийся ещё игрой для приставок, а также пионеры в области игр для компьютера – Wolfenstein 3D, Doom и Quake, разработанные компанией id Software в начале 1990-х годов.
Как мы видим, и авангардные на первый взгляд произведения по истечении времени получают признание. Здесь уместнее будет говорить не о противостоянии классики и авангарда, а о коллизии искусства и псевдоискусства.
Проблему столкновения искусства и псевдоискусства поднимал Булгаков в романе «Мастер и Маргарита». При официально признанном течении соцреализма, роман, созданный мастером, являлся явно новаторским, однако и течение соцреализма в тот момент не являлось классикой. Хотя система пыталась сделать новую пролетарскую литературу канонической, этого не произошло: кто помнит подобных Бездомному поэтов Демьяна Бедного, Александра Безыменского и Ивана Приблудного? Прав был Булгаков, высмеивая общество безбожных «литераторов» Москвы 30-х годов и показывая бесперспективность их творчества. В одной из ранних редакций романа Воланд одобряет предложение Берлиоза написать собственное евангелие, а это приводит к мысли, что автор подобного рода советских атеистических брошюрок — сатана. Кощунственным является не плач Ахматовой, не футуристические выкрики Маяковского, а «Новый Завет без изъяна от евангелиста Демьяна», которому не стоять в одном ряду с великими. Демоническое начало искусства, в которое не вложена душа, мы можем видеть и в повести Гоголя «Портрет», а также в маленькой трагедии Пушкина «Моцарт и Сальери»: печален конец творца «без души», жаждущего лишь получить выгоду. В «Мастере и Маргарите» пролетарский поэт Бездомный отрекается от своей идеологии и становится профессором истории Иваном Николаевичем Поныревым: в этом выражается некая надежда Булгакова на возможность излечения юных талантов от наваждений, диктуемых системой. Творец не должен зависеть ни от заказов, ни от желания заработать. Он должен творить от души.
Классика – это однозначно признанное произведение. Авангард может стать классикой, если это действительно стоящая вещь. Произведение должно пройти проверку временем. Всё зависит от ценности произведения и от актуальности проблем, поднятых в нём.
Есть произведения-однодневки – будь то стихи пролетарского поэта Демьяна Бедного или сходящие как с заводского конвейера детективные романы Дарьи Донцовой (при всём моём уважении к ней, как к умному, образованному человеку). Такое служение сиюминутности, конечно, оправдано: это пропаганда идеологии или просто удобное заполнение времени в поезде – но никогда оно не войдёт в историю, не будет запомнено человечеством, потому что «служенье муз не терпит суеты». Только то, что заставляет задуматься о вечном, к чему хочется возвращаться снова и снова, что хочется перечитывать и пересматривать, может стать произведением на все времена.
В последнее время распространённым стало выражение «модный писатель», хотя справедливо будет отнести его к любой эпохе. «Модные писатели» – кто они? Задавая себе этот вопрос, я вспоминаю стихотворение Льва Лосева «Моя книга», в котором он рассуждает о том, что лучше – стоять на полке или быть цитатой? Большинство книг попадают в «Летейскую библиотеку» – то есть, бесследно исчезают. Это словосочетание кажется оксюмороном, потому что библиотека хранит всё, даёт возможность людям помнить, а Лета является забвением. Но на самом деле это вполне естественно: наши книжные магазины, что ни на есть «Летейская библиотека»: пока автор модный, его покупают и читают, как только мода на этого автора проходит – его забывают, его книги пылятся где-то в глубине магазина. А вот классика остаётся вечной, потому что такие произведения расходятся на цитаты. Лоуренс Оливье дал очень точное определение классику: «Классик – это автор, которого еще цитируют, но уже не читают».
Впереди классиков оказаться нельзя, но задача современного автора – стать их учеником, пойти по истинному пути и стараться встать с ними наравне.
