Русская провинция и будущее России. 95-ый километр

Русская провинция и будущее России. 95-ый километр

95-й километр

Около двух часов в пути по направлению к Москве, и вот он – 95-й км. Именно тут находится поворот на деревню с необычным названием Вороний Остров, куда в детстве меня отправляли на все три летних месяца. С виду поселение достаточно большое – около 50 домов, но по окончании дачного сезона обитаемых остается только восемь.

Дядя Юра и тетя Шура живут в Вороньем Острове уже давно. Я помню их с самого детства, как только начала ездить на дачу. Уже тогда они порой заходили к нам, пытаясь что-нибудь продать или просто попросить денег в долг. Я их всегда боялась: дядя Юра с тетей Шурой – местные пьяницы. Он – высокий, слегка сутулый, молчаливый и угрюмый – всегда напоминал мне волка из советского мультфильма «Ну, погоди!»: как и этот персонаж, дядя Юра бродит по деревеньке с сигаретой во рту в старой майке цвета тельняшки. В деревне его почему-то называют цыганом. Жена его, Шурочка, полная, с распухшим лицом, крикливая женщина, редко показывается на улице. Когда-то супруги жили в Колпино, где у Шуры, как рассказывают, даже была собственная торговая лавка. Но это было давно. Дело не заладилось, а Шуре и Юре вместе с 7 детьми пришлось вернуться обратно в деревню. Теперь супруги живут вдвоем: дети разъехались, а некоторые уже погибли. Летом дядя Юра вылезает на подработку: то траву скосит, то починит что-нибудь у дачников. Оплату берет либо деньгами, либо сразу бутылкой. Раньше у Шуры с Юрой была целая компания, которой они собирались вечерком. Но несколько лет назад один их товарищ после таких посиделок не проснулся, а прошлым летом, уснув, вместе со своим домом сгорел другой. Теперь супруги выпивают одни: остальные местные жители – старики - продолжают заниматься остатками своего хозяйства, пить им некогда. Правда, с огородом и животными им одним управиться с каждым годом становится все труднее. Вот и не осталось теперь коров в деревне, всех закололи.

Словом, Вороний Остров – самая обычная русская деревня, настоящая провинция, хотя до Московского шоссе от нее всего лишь 3 км. Несмотря на близость магистрали, жить в деревне совсем нелегко: о газопроводе и отоплении местные жители и не мечтали, удобства во дворе круглый год. Магазина в деревеньке нет. Каждую неделю приезжает лишь грузовик с продуктами. Одежду и бытовую химию в автолавке не купишь, достать это можно только в соседнем поселке, а автобусы в Вороний Остров не заезжают. Стариков выручают дети, которые навещают их на выходных с целыми мешками «гостинцев»: местным бабушкам и дедушкам не добраться на своих двоих до обеспеченного товарами поселения. Своей машины у воронеостровцев нет: круглый год в деревне живут человек 10-15, большинство из которых – пенсионеры, а остальные – заядлые пьяницы. Молодые уезжают в город или более крупные поселки – туда, где есть хоть какая-нибудь работа. Раньше неподалеку от деревни был коровник, но теперь бетонные загоны стоят разрушенные, с разбитыми окнами и постепенно зарастают подступающим лесом. Зарабатывать деньги здесь негде, вот и запустевает деревня. Впрочем, проблема вымирания – не частный случай, а скорее правило для современной российской провинции. Согласно данным Всероссийской переписи населения, проведенной в 2010 году, с 2002 года с карты исчезло порядка 8,5 тысяч сел и деревень, а из ныне существующих около 19,4 тысяч пустуют. Есть ли будущее у русской деревни, откуда вышли прародители большинства современных горожан?

«На этот вопрос однозначно ответить нельзя, - делится со мной своим мнением писатель, член Российского Союза профессиональных литераторов, Илья Александрович Киселев, - Все зависит от региона, о котором идет речь. На юге страны земледелец (а значит и деревня – прим. автора) выживет, если ему будут мешать. Мешают законы, в частности налоговая политика: человек хочет открыть свое дело, но у него нет на это денег. А вот у нас, на Северо-Западе и в Центральной России, без помощи государства деревня погибнет. Жители сел должны иметь возможность получать кредиты под низкий процент, им нужны хорошие дороги, культурная программа, возможность пользоваться интернетом. Если государство приложит такие усилия, то мы поднимем свои деревни».

Однако пока никаких действенных мер по развитию периферии не принимается. Пожалуй, единственная программа, существующая сегодня, которая направлена на стимулирование граждан переезжать в сельскую местность – программа по трудоустройству населения. Заключается она в том, что тем, кто едет работать в агросфере, в сферах образования или культуры в селе, предоставляются определенные льготы: единовременное денежное пособие, предоставление квартиры или дома, бесплатная транспортировка имущества. Программа эта действует уже давно – еще с 90-х годов. Об эффективности ее и рассуждать не стоит: показатели переписи говорят сами за себя; да и программа эта, мягко говоря, устарела. Денежное пособие, например, составляет всего лишь 500 рублей на члена семьи – сегодня деньги совсем незначительные. Жилье, конечно, предоставляется только на время. О помощи при возвращении обратно в город речи не идет, как, впрочем, и о качестве предоставляемых жилищных условий. Говорится лишь, что при доме должны быть надворные постройки и участок. Так что желающих воспользоваться такими услугами вряд ли найдется много. Впрочем, если в городе работы не найти, а жить приходится в коммуналке, предложение действительно может показаться заманчивым. Только вот, независимо от своей популярности в обществе, программа не спасет маленькие, отрезанные от цивилизованного мира деревушки от вымирания: те же школы, где можно работать учителем, расположены в более-менее крупных селах. Деревня же домов из семи не выживет. А ведь, возможно, именно там до сих пор жив старинный русский дух, в котором еще в XIX веке, когда в Российской Империи возник политический кризис, приверженцы народничества видели спасение страны.

Впрочем, есть у так называемой провинции и более обыденные задачи. По словам И.А.Киселева, именно деревня является главным источником жизни государства, кормит его. По крайней мере, должна. В США и во многих странах ЕС, где государство поддерживает сельскохозяйственных производителей, дело обстоит именно так. Например, американский фермер в трудное время может сдать свою продукцию государству по залоговым ценам, а когда ситуация улучшится – забрать ее и вернуть из выручки средства, полученные у государства. В России же и самого понятия фермер не существует.

Но всегда ли деревня и сельское хозяйство находились в таком упадочном состоянии? Кинематограф советского периода пестрит картинами о жизни работников колхоза. Улыбающиеся женщины с серпами в руках, обаятельные трактористы – вот, как образ селян передавала кинолента. В оптимизме ей не уступали и газеты, постоянно сообщавшие о перевыполнении плана и процветающем хозяйстве Союза. Было ли так в действительности, сказать трудно. Возможно, в сталинские годы, когда была введена паспортная система, работа на полях действительно была активна и плодотворна: жители сельской местности не получали документа на руки, а поэтому просто не имели возможности самовольно переехать, например, в город. Однако затем политика власти, наоборот, была направлена на урбанизацию. Городское население постепенно увеличивалось. О проблемах в сельском хозяйстве не говорили, но это не значит, что их не было. «В советское время многие сельскохозяйственные продукты закупались за границей, - говорит Илья Александрович, - например, зерно. Это факты, которые сейчас не скрывают». По мнению писателя, та проблема упадка деревни, которая существует в России сегодня, складывалась в ходе исторического процесса, начиная еще с 1917 года. «Партия поддерживала пролетария, а не крестьянина. Раскулачивание в деревнях происходило в пользу лентяев, которые хотели поделить между собой то, что нажили земледельцы, умело занимающиеся своим делом. В итоге и получалось, что на земле оставляли слабых хозяйственников», - говорит он.

Итак, проблема усугублялась. И сегодня как результат тысячи вымерших деревень, запустелые территории, куда постепенно начинают переселяться граждане государств-соседей, и практически до основания разрушенное сельское хозяйство. Морковь из Израиля, огурцы из Ирана. Как оживить село, привлечь к нему внимание молодежи? «Эта проблема – комплекс задач, которые нужно решать не по отдельности, а в совокупности, на что бюрократическая машина не способна, а именно ею является сегодня государство; прежде всего нужно пересмотреть саму политическую модель», - считает И.А.Киселев.

И все же, кто знает, быть может, было бы достаточно, чтобы нынешнее правительство обратило внимание на жилищные и социальные условия обитателей сельской местности, позаботилось бы, чтобы молодые люди могли реализовывать себя не только в таких городах, как Петербург и Москва? На мой взгляд, многие жители мегаполисов, уставшие от шума и суеты, не отказались бы переехать в небольшое поселение, где воздух еще не загрязнен выхлопными газами, если бы и там они могли быть уверенными в своевременной медицинской помощи, качественном образовании, стабильном и высоком заработке и информационной связи с крупными городами. По каким же причинам ничего из этого нельзя найти в провинции – непонятно. При желании финансы и силы на реализацию этих идей и улучшения уровня жизни в сельской местности у государства бы нашлись. Но, видимо, желание еще не возникало. А пока чем дальше от города, тем сильнее кривятся деревянные домики, проваливаются крыши… Я больше не люблю ездить на дачу: не сидят уже на скамеечке под кустами акации, обсуждая всех и вся, старушки, местные философы, не бегают стайки ребятишек, выдумывающих все новые и новые забавы. Обрастает Вороний Остров высокими железными заборами, а по запылившейся, некогда ярко желтой песчаной дороге все чаще проезжают автомобили. Парное молоко и гостеприимно распахнутые калитки остались только в моих детских воспоминаниях.

Татьяна БАРАШКОВА

tatianna | 20 января 2012

АВТОРИЗАЦИЯ

Логин
Пароль
запомнить
Регистрация
забыл пароль

На данном информационном ресурсе могут быть опубликованы архивные материалы с упоминанием физических и юридических лиц, включенных Министерством юстиции Российской Федерации в реестр иностранных агентов, а также организаций, признанных экстремистскими и запрещенных на территории Российской Федерации.