Страницы блокадной летописи
Дневник. Дайте-ка, я угадаю, какая ассоциация пришла в вашу светлую голову с этим словом? Тетрадка с плотной обложкой, в которую нужно всю неделю записывать домашнее задание…а еще в нее ставят оценки, причем не всегда хорошие, что, конечно же, делает эту самую тетрадку очень вредной штукой. Но постойте. У этого слова есть и еще одно значение. Дневником называют опять же тетрадку или блокнот, куда человек записывает то, что произошло с ним за день, самые интересные моменты жизни или просто мысли. А, может, все сразу. Смотря, кто насколько ленив. И получается, будто бы дневник является немым собеседником этого человека, которому можно рассказать все-все, даже самое сокровенное. Ведь это, можно сказать, своеобразная летопись - частички твоей жизни. Представляете, как будет интересно прочесть его лет эдак через 20-30, когда вы станете уже совсем взрослыми и не будете заниматься вот такими «детскими» штучками? Море ощущений гарантирую. А если вы писали этот дневник, когда не только в ВАШЕЙ жизни, а в жизни, например, ЦЕЛОЙ страны, происходили серьезные события? Конечно же, они отразились бы на листиках той сокровенной тетрадки. Например, ВОЙНА или БЛОКАДА… В оцепленном Ленинграде людям нечего было есть, негде спать, они лишь жили с надеждой на то, что когда-нибудь этот кошмар закончится и начнется прежняя жизнь. И, наверное, мы бы знали об этой жизни гораздо меньше, если бы не дневники детей блокады, написанные тоненькими дрожащими ручонками, дневники тех, кто своими глаза видел смерть.
«Человеческий ум умирал в последнюю очередь. Если руки и ноги уже отказались тебе служить, если пальцы уже больше не могли застегнуть пуговицы пальто, если человек больше не имел никаких сил закрыть шарфом рот, если кожа вокруг рта стала темной, если лицо стало похоже на череп мертвеца с оскаленными передними зубами - мозг продолжал работу. Люди писали дневники и верили, что им удастся прожить и еще один день…» (Дмитрий Лихачев)
В нашем музее «Истории детского движения Красногвардейского района» собрана большая экспозиция о военном времени. И среди ее экспонатов – дневники детей блокады. Простые и искренние. К ним даже страшно прикасаться – будто берешь в руки чье-то сердце. Оксана Кончакова, ученица 182 школы, занимающаяся в объединении «Юный музеевед», взяла за основу цитаты из дневников, которые хранят в себе все чувства, страхи, переживания, маленькие радости их авторов и провела исследовательскую работу, нашла немало сведений, которыми захотела поделиться с другими людьми. Результатом этой работы стала экскурсия, которую по достоинству оценили в районе и выдвинули для участия в городском конкурсе.
Блокадных дневника два, и оба принадлежат пятнадцатилетним ленинградцам - мальчику и девочке. Первый из них в наш музей передала Татьяна Владимировна Мигачева, поэтому о владельце дневника мы знаем довольно много. Дневник вел отец Татьяны Владимировны, в то время ленинградский подросток Володя Мигачев. Он родился 19 августа 1926 года. Жил в Ленинграде до мая 1942 года, был эвакуирован под Новосибирск и вернулся в родной город в 1944 году. Его блокадные дневники — это две записные книжки, одну из них в музее полностью расшифровали и перепечатали, а вторая - еще в работе.
Второй дневник - растрепанная тетрадь - неизвестно когда и как оказался в музее, нашим музееведам пришлось его расшифровывать с лупой в руках. Из дневниковых записей становится ясным, что вела его девочка, которая жила на Малой Охте. В дневнике упоминаются старые названия улиц. Воспользовавшись справочником «Городские имена сегодня и вчера» Оксана узнала их современные названия и определила, что девочка скорей всего жила на улице, которая в настоящее время называется Новочеркасский проспект. Имени хозяйки дневника в нем не значилось. Но теперь оно нам известно: совершенно случайно Оксана Кончакова встретила знакомые ей страницы, напечатанными в сборнике «Дети города-героя». Книга издана в 1974 году. Выяснить у составителей сборника какие-то подробности о блокадной девочке уже не возможно, но в книге есть ее имя – Нина Иванова.
Нина стала вести свой дневник в начале ноября 1941 года, Володя - 1 декабря.
«Ситуацию на Ленинградском фронте и в городе в ноябре-декабре 1941 года Сталин оценивал как критическую. По словам маршала Жукова не раз называл катастрофической и даже однажды употребил слово «безнадёжная». Полагал, что в начале 1942 года Ленинград придется считать потерянным…» (Справочник «Ленинград»)
С этих самых страшных месяцев начинаются записи в дневниках Нины и Володи. Девочка, как часто это бывает, пишет эмоционально, мальчик – более скупо, но оба дневника нельзя читать без волнения. Много страниц в дневнике Нины об очередях, о продуктах, которые удалось достать. И здесь же ее размышления о книге Льва Толстого «Война и мир». Да-да, даже в эти тяжелые блокадные дни люди не переставали читать. Ведь, отвлекшись на интересный сюжет, они, возможно, не так ощущали жуткий голод, пронизывающий все сознание. Это сейчас может показаться странным заменять обычную пищу на духовную. Под мирным небом другие мерки…Володя тоже пишет о продуктах, перечисляет цены в магазинах и на рынке.
«В блокадном Ленинграде работали шесть хлебозаводов. Технологию изготовления хлеба скрывали, на документах пекарей стоял гриф «для служебного пользования» и даже «секретно». Основу хлеба тогда составляла ржаная мука, к которой примешивались целлюлоза, жмых, мучная пыль. В ноябре 1941 года от голода, от элементарной дистрофии люди уже погибают тысячами. 19 ноября Военсовет Ленинградского фронта принимает постановление «О снижении норм хлеба»: «Во избежание перебоев в обеспечении хлебом войск фронта и населения Ленинграда установить с 20 ноября 1941 года следующие нормы отпуска хлеба:
рабочим и ИТР - 250 гр.
служащим, иждивенцам и детям - 125гр;
частям первой линии и боевым кораблям - 500 гр;
лётно-техническому составу ВВС - 500гр;
всем остальным воинским частям - 300 гр;» (Сборник «Ленинград в блокаде»)
Больше месяца прожили ленинградцы и войны Ленинградского фронта на таком пайке. Нина старательно переписывает, что сказали по радио в тот или иной день. Радио тогда вообще очень много значило для людей.
«Первые два репродуктора — у Гостиного двора и на углу Надеждинской улицы и Невского проспекта появились в Ленинграде в 1924 году. Ежедневно толпы людей в часы передач собирались у этих репродукторов и слушали музыку, новости. Но перед войной радиофикация Ленинграда достигла огромного размаха: ленинградцы имели в своих квартирах свыше четырехсот тысяч репродукторов. На пятый день с начала войны по радио было передано сообщение: «Товарищи радиослушатели! В городе военное положение. Помните об угрозе воздушного нападения, не выключайте репродукторы. По радио передаются сообщения штаба противовоздушной обороны... Не выключайте репродукторы!» Ленинградцы привыкли, что в любую минуту репродуктор может принести сообщения, важные для всех. Это могло быть оповещение о воздушной тревоге и об артобстреле, об изменении норм выдачи хлеба, о положении дел на фронтах. Наконец радио в массовом порядке обеспечивало культурную жизнь города. И даже в перерыве вещания живым сердцем Ленинграда стучал метроном… Перед войной на Ленинградском радио работало 540 человек. В первый месяц войны 156 ушло в армию и народное ополчение, некоторые эвакуировались. На первое января 1942 года в штате Радиокомитета состояло 349 человек. На плечи всех этих людей и легла забота — не дать радио умолкнуть. Ведь его голос был голосом надежды.» (Выдержка из историко-документальной книги А.Рубашкина «Голос Ленинграда»)
Часто Нина пишет о школе. «Мне жалко, что я не хожу в школу, сердце так и ноет, но я не могу учить уроки совершенно» - написала она 22 ноября (с начала ноября она в школу не ходила).
К сожалению, в наше время отношение к школе у многих подростков прямо противоположное. Они только ищут повод, чтобы лишний раз не появляться в надоевшем «храме знаний». Времена меняются, приоритеты становятся другими. К сожалению, это не всегда хорошо. Задумайтесь, почему голодные, исхудалые дети, ослабленные войной до предела, стремились получать новые знания, ходить в школу, а нас так и тянет распрощаться с ней навсегда.
«В блокаду из почти пятисот ленинградских школ работали только 39. В 1941 году учебный год начался 3 октября. В школах и бомбоубежищах, где проводились занятия, стоял такой мороз, что замерзали чернила. Ученики сидели в пальто, шапках, рукавицах. Руки коченели, а мел выскальзывал из пальцев. Уроки шли при свечах, по три часа в день. У всех учеников была общая болезнь - дистрофия. А к ней еще прибавилась и цинга. Ученики, случалось, умирали прямо в классе. Многие дети ходили в школу не только за знаниями, но и за тарелкой горячего дрожжевого супа, который давали всем школьникам. Голодные ребятишки едва двигались, учителя тоже шатались от голода, но в школе продолжали работать кружки и тимуровские команды». («Не придуманные рассказы о блокаде» Анна Харитонова)
Запись в дневнике Нины:
«25 декабря
Этот день можно считать праздничным. С этого дня хлеба стали давать рабочим 350 гр., а служащим, детям и иждивенцам 200 гр. Когда я в шесть часов вышла, чтобы пойти в магазин посмотреть не привезли ли чего, то услыхала по дороге, что хлеба прибавили Незнакомые люди, встречаясь, говорили друг другу об этом и вместе радовались. Я вошла в булочную, там полно народу, а ведь до этого очередей за хлебом не было. К вечеру очередей не стало. В нашем доме теперь тоже продают хлеб, потому что торговать нечем».
Вот строчки из дневника Володи:
«28 декабря.
Наконец – то прибавили хлебца. Какое счастье!!! Теперь можно есть 200 гр. в день. Как раз у нас и лепешки кончились. Говорят, что еще прибавят, но навряд ли или не скоро. Достали банку американских консервов. Мясо очень вкусное и жирное. 2х ложек хватает на 4 тарелки бульона. 30 буду сдавать химию не знаю как, сдам ли? Надо устраиваться на работу. Погода стоит суровая, градусов 25 мороза, так что и носа боишься высунуть на улицу. Конфет в магазине нет, купили повидло. Да на праздник дали вина по пол-литра на человека. Что будет 1 января?»
Володя и Нина жили в одном городе, в одно время писали свои дневники. И он, и она записали, как они встретили Новый 1942 год.
Пишет Володя:
«1 января.
Пробило двенадцать. Встречаем новый год. 42. Стол очень скудный, по 100 гр хлеба. Кусочек масла, который мама достала по 300 руб. за килограмм, кусочек сахара, который мама достала по 200 руб. за килограмм. Ложка консервов полученных в магазине и кофе. Выпили за старый и новый год. Кружится голова, потому что в желудке ничего нет. Сорок первый год был ужасно трудный, не знаю какой будет 42 год. Так Новый год встречаем впервые, не знаю, будем ли еще так встречать Новый год. Думаю, что самое трудное осталось в 41 году, но что будет в 42 году: лучше или хуже? В техникуме окончили первый семестр, химию сдал на четверку. Что будет во втором семестре? Сейчас, кажется, что дай один хлеб, но вдоволь и я больше ничего не спрошу, а скажу спасибо.
Потому что хлеб в пище самое главное. Без хлеба далеко не уедешь».
А вот что написала Нина:
«31 декабря
Варила мясной бульон, кипятила чай. Больше нечего. Сегодня вечером в магазине стали давать на третью декаду, вместо крупы дурандовую муку. Мама взяла на свою и мою карточки, потому что на все слишком невыгодно. Ведь взяли мы ее на суп. Еще не знаю, как будем ее класть в суп. Сейчас девятый час, вечер. Папа еще не пришел с работы. Мы ждем его. Мама, Леша, Лена у печки, а я вот пишу. Хотим поужинать все вместе. Давали красное вино. Мы его все берегли, хотели сменять на что-нибудь, но не пришлось. Папа обещал распить сегодня маленькую. Я не могла еще летом пить красное вино или пиво, а теперь я попробовала и мне понравилось. Проходят последние часы старого, тысяча девятьсот сорок первого года, как они мрачны. Я думала, что послушаем радио и будет весело, но радио молчит, то вдруг заговорит. Сейчас молчит. В радиостудии передачи идут, но к нам почему-то не доходят. Сейчас откуда-то стреляют. Откуда и зачем не знаю. Дрожат стекла. Горит лампада предо мною и коптит. В комнате все закоптело. Раньше я не могла переносить этого, теперь ничего. Утром встаешь в саже, особенно нос. Холодной водой только размажешь. Ну, старый год уходит с радостной вестью. Радио утром сообщило, что наши войска высадили десант на Крымском полуострове и заняли города Керчь и Феодосию. Сталин послал телеграмму поздравительную вице-адмиралу Черноморского флота тов. Октябрьскому и товарищу генерал-лейтенанту Козлову»
Вот так, с надеждой, встречали Новый год и Володя, и Нина.
Дневник Нины обрывается 30 января.
«Январь и начало февраля 1942 г. стали самыми страшными, критическими месяцами блокады. Первую половину января всё неработающее население города никаких продуктов по карточкам вообще не получало. Примеси в выдаваемом хлебе составили уже 60 %, а выработка электроэнергии сократилась до 4 % от довоенного уровня. В январе наступили самые сильные морозы − среднемесячная температура составила минус 19 градусов Цельсия. Более того, в течение 8 январских дней термометр показывал минус 30 и ниже. Питьевая вода стала большим дефицитом, а её транспортировка в квартиры и учреждения − настоящим подвигом.Число жертв голода стремительно росло − каждый день умирали более 4000 человек. Столько людей умирало в городе в мирное время в течение 40 дней. Были дни, когда умирало 6−7 тысяч человек» (Дмитрий Лихачев).
Володя продолжает писать. В январе у него в семье начали умирать родные. Он пишет об этом почти без эмоций. Но читать это очень страшно…Весной 1942 года он с семьей эвакуируется из Ленинграда…
Экскурсия подходит к концу. Хочется верить, что она помогла слушателям чуть больше узнать о событиях той войны, проникнуться неподдельным уважением к жителям блокадного Ленинграда. «Два дневника - два бесценных экспоната нашего музея», - так заканчивает свою экскурсию Оксана Кончакова.
Ирина Власова
Фото: Анжелики Войт
