«Олбанский йезыг» – словесность нового времени?
Всё. Закончились мучения взрослых, разгадывающих, почему их ребенок, будучи учеником 10-го класса, не знает, что «привед» пишется с «т», Интернет-новичков, которые впервые сталкиваются с необычным извращением русской лексики да и, в конце концов, продвинутых подростков – ведь и им приходилось далеко не просто в ту тяжелую пору, когда олбанский язык, то есть всяческие модифицированные словечки, только начали то там, то тут появляться в популярных социальных сетях и на форумах. Но сегодня, как и несколько лет назад, нас опять можно удивить статусом «Йа креведко». Олбанский язык умер, исчез, изжил себя.
Для начала, думаю, не помешает дать справку: что такое олбанский йезыг. Удивительно, но название практически не распространено, хотя то, что за ним скрывается, пережило необычайный по масштабам пик популярности. Так вот: это наш с вами Интернет язык. Этим названием объединены все слова типа «деффочка» и «медвед», «приффет» и «чмафф». Суть его заключена в намеренной замене, я бы сказала в извращении некоторых букв в словах: «в» представляется как «фф», «е» как «и», «к» как «г». Слово «красаффчег» можно легко взять за образец – оно вобрало в себя все приведенные мною в пример модификации.
Когда-то мы старались извращать слова как можно сильнее: чем больше букв заменишь, тем интереснее. С какой целью? Зачем? Сегодня ответить на эти вопросы для меня наитяжелейшая задача. Ведь новые слова в большинстве случаев получались намного длиннее, чем оригиналы, их трансформация затрудняла и чтение, и написание. Но… Может быть, именно из-за этого олбанский йезыг утратил свою популярность, остался в прошлом десятилетии?
Но всё же, на мой взгляд, определяющим исчезновение некогда актуального языка современности является более серьезный фактор.
Я обыкновенный подросток, один из тех, кто пережил эпоху, когда сверстники часами пропадали в социальных сетях: это было года 2 назад. Тогда Интернет был и для нас, и для представителей старших поколений неким развлечением: поделиться фотографиями, оставить сообщение. О других функциях Глобальной сети завсегдатаи Рунета не задумывались. Однако в один по истине прекрасный день ситуация перевернулась с ног на голову, стала диаметрально противоположной: теперь Интернет в первую очередь самый достоверный источник информации, а не способ убить час-другой. Читать последние новости о митинге на площади Сахарова на сайте lenta.ru, узнавать подробности суда над Навальным в режиме онлайн, сидя в Твиттepе, знакомиться с анонсом нового номера «Русского репортера», открыв одну из закладок на своей странице «Вконтакте». Благодаря этим возможностям – быть в тренде, узнавать всё первым, а главное – видеть и слышать правду – три заветные www начали вводить в пустое поле сотни тысяч интеллигентов. Проще и точнее говоря, люди потянулись к истине, к достойной полемике, к возможности высказаться и быть услышанным. Их вопросы звучат в эфире предвыборных д***ов – В. Соловьев практически ежедневно «твиттил» призывы к своим читателям присылать ему вопросы к участникам д***ов. Они имеют возможность обсуждать информацию, о которой никогда не будет упомянуто в других СМИ (возможно, лишь за исключением «Новой газеты», телеканала «Дождь» и радиостанции "Эхо Москвы"), как это было, к примеру, с любительским видео, снятым 20 ноября на крупном спортивном мероприятии M-1 Global: нашего премьер-министра освистали пришедшие в Ледовый болельщики, однако в прямом эфире телезрителям шанса услышать это не дали. Теперь и для меня – семнадцатилетнего подростка – Интернет – это нечто более обширное и серьезное, чем страница «Вконтакте».
И где же, где здесь место олбанскому йезыгу? Его использование будет выглядеть как минимум глупо и наивно.
У читателя может возникнуть резонный вопрос: многие подростки не имеют отношения к заседающей в Рунете интеллигенции, почему же и они перестали заниматься переводами с русского на олбанский? Совсем не трудно дать ответ: подросткам свойственно всегда ровняться на кого-то. И вот, когда перед глазами наконец появился достойный пример, образ которого воплощает всё передовое население нашей страны, а именно блоги и Твиттepы его представителей, они начали жадно перенимать его черты: пытаться говорить серьезнее, и, к нашему счастью, забывать перевод слов «я», «любовь» и … «креветка» на олбанский.
Конечно, утверждать о смерти олбанского языка со стопроцентной уверенностью невозможно. Однако мои рассуждения может подтвердить авторитетное мнение Людмилы Вербицкой – профессора филологических наук, президента СПбГУ: «многие “наелись” “олбанской” терминологии. Пришло время, когда не только педагогам режет глаз неграмотность в электронной переписке, СМС или других технологиях коммуникации. У людей растет потребность говорить понятно. А достичь этого можно за счет грамотности».
Филологи и лингвисты нашей страны могут перестать бить тревогу: фамилию Смирнов с «фф» на конце они увидят только в старых иностранных документах, где такая замена является не безобразной модификацией, а орфографической особенностью; с неологизмами будут сталкиваться только там, где их употребление оправданно и уместно, как в стихотворениях Есенина. Олбанский йезыг, для кого-то «увы», а для кого-то «ура», не стал словесностью нового времени и завершает свое существование, оставляя лишь воспоминания о себе, неожиданно проявляющиеся в шуточных изречениях моих сверстников типа «мне нравки» или «лафки».
Гусева Анна
