Высшая Школа Журналистики и Массовых Коммуникаций

Да, студенты отделения журналистики тех первых лет своей учебой, активностью, идущими от них требованиями и предложениями немало помогали формированию системы журналистского образования в университете, утверждению и совершенствованию его.

Необходимо представить эти первые послевоенные месяцы и годы мирной советской и, в данном случае, университетской жизни...

Учебные аудитории, лаборатории, кабинеты и читальные залы заполняли юноши и девушки, пережившие войну — фронты, блокаду, оккупацию, эвакуацию с их героизмом, трудностями, ужасами и потерями. Многие из них были оторваны от учебы страшным июнем 1941 г. и через все последующие затем годы — где бы они при этом ни находились — пронесли неугасимое желание непременно осуществить то, о чем думали, к чему стремились. Война лишь обострила их былые замыслы. Но и вчерашние школьники, каждый по-разному опаленные войной, были более зрелыми и жадно устремленными к знаниям. В высшей степени добросовестные и просветленные, они битком заполняли аудитории, лаборатории и классы, были частыми посетителями более чем доступных театров и кино, музеев (Эрмитаж тогда, кстати, для студентов-гуманитариев был бесплатным, а театры Комедии и имени А.С. Пушкина иногда бесплатными делали и свои премьеры. Билет на «молодежный» верхний ярус в театр Оперы и Балета стоил 3 рубля).

Условия для занятий, быт и жизнь студентов-ленинградцев, вполне естественно, были у каждого свои. Иногородние размещались в общежитиях или (при желании и возможностях) по-разному определялись по частным квартирам, чаще всего занимая в них свои «углы». Университет располагал общежитиями на проспекте Добролюбова (оно сохранилось и сейчас), на 7 линии Васильевского острова. Строившиеся в давние времена совсем не для общежитий, они сохраняли различные неудобства, но их преимущество было в близости к университету. Специально построенные перед войной для общежитий здания — светлые, удобные и чистые — таким преимуществом не обладали: они находились на самой Охте. На поездки туда и обратно поэтому уходило немало времени. К счастью, тогда прямой трамвай шел от общежития и до самого филологического факультета — через большой Охтинский мост, мимо Смольного, по Невскому проспекту, где, не как сейчас, все отдано под автотранспорт, а тянулись две трамвайные линии. В 1939 г. же, когда я поступал в университет, эти пути расходились против Гостиного Двора, и между ними росли мощные липы, а площадь у Зимнего была из торцов. Затем липы перенесли к Гостиному, асфальт заменил деревянные торцы, а в наши дни и совсем убрали трамвайные рельсы. Тогда же, купив за 3 копейки билет (столько стоил проезд в трамвае), можно было по дороге повторить задания, почитать или досмотреть прерванные сны. Нередко организовывались коллективные походы в кино, театры и музеи. Иногда у кого-то из товарищей-горожан устраивались скромные застолья с «капустниками», розыгрышами, фронтовыми и уже послевоенными песнями, проводились факультетские и университетские вечера отдыха с собственной достаточно профессиональной самодеятельностью и приглашением артистов театров и эстрады.

Повседневная студенческая жизнь заполнялась распространявшимися по факультету эпиграммами, пародиями и розыгрышами. Торопыгин и Ханеев сочинили юмористическую пьесу из жизни отделения, главные герои которой легко угадывались в ее действующих лицах. Фоняков высмеял развернутую Хрущевым «кукурузную» кампанию, что вызвало некоторый переполох в руководящих общественных кругах филологического факультета. К счастью, возможных «выводов» за этим не последовало. Но вот, например, судьба совсем безобидного «Голубого бутона» — сборника с легким и совершенно лишенным политических намеков эпатажем — оказалась совершенно иной: о нем появились крупные критические статьи не только в местной «Смене», но и в «Комсомольской правде». Авторов мытарили на различных заседаниях...

Стипендии на разных отделениях были разными — у обучавшихся, например, на славянском отделении они были значительно выше, чем на других. Отлично успевающие студенты имели повышенную стипендию. Кроме того, существовали именные стипендии — В.И. Ленина, И.В. Сталина, М.Ю. Лермонтова, А.П. Чехова и т.д. Еще накануне войны правительством была установлена плата за обучение в вузах. Она была, как и за проживание в общежитиях (оно стоило несколько рублей — 5 или 7), очень небольшой, однако для существовавших только на стипендию все равно обременительной. Существовало поэтому много причин, по которым студенты освобождались и от нее. Кроме того, большие возможности для помощи студентам предоставлялись их профессиональной организацией. Все членские профсоюзные взносы оставались на ее счету и в подавляющем большинстве шли на материальную помощь. Студенческим профсоюзам разрешалось устраивать различные платные мероприятия, доходы от которых также шли в их общую кассу. При профкоме университета существовали касса взаимопомощи и бюро по трудовому устройству, обладавшие рядом важных льгот. Профком располагал значительным количеством путевок в санатории, дома отдыха и пансионаты (например, в 1948/1949 учебном году, когда мне пришлось этим заниматься, профком выдал 100000 р. материальной помощи и 530 путевок в санатории и дома отдыха, из которых 100 бесплатно, около 20000 израсходовал на экскурсии и туристские походы, более 30000 на концерты и 70000 на факультетские и курсовые вечера. — Архив автора). Кроме того, студенческим организациям значительную денежную поддержку оказывали вышестоящие профсоюзные органы вузов. В 1949 г. моя поездка в Центральный комитет профессионального союза высшего образования завершилась получением 20000 р., дефицитной тогда радиолы и другого инвентаря. Это позволило нам создать оздоровительный и спортивный лагеря, экипировать хореографический и хоровой коллективы, оснастить драматический театр. Вместе с тем возможность прирабатывать оставалась и за инициативой самих студентов...

В общем, студенческая жизнь кипела.

В аудитории к нам приходили такие же одухотворенные пережившие войну (а нередко и сами бывшие фронтовики) лекторы и преподаватели.

Студенты отделения журналистики в этом отношении особенно выделялись. Среди них было больше прошедших фронты, таких, которые начинали свою учебу до ухода на войну, более творчески и общественно активных. Они ярко стали проявлять себя не только в учебе, но и во всех факультетских (филологического факультета пока) делах и начинаниях, проявляли собственную инициативу. В числе участников первой же университетской студенческой научной конференции (СНО) были представлены доклады наших студентов (В. Ермолаева, Л. Мархасева, Л. Варустина и А. Бережного). Активными участниками этого общества выступали Ю. Кузьменко, А. Елкин, Л. Мархасев, В. Ермолаев и др.

В марте 1949 г. группа студентов-журналистов, серьезно занимавшихся литературным творчеством, — В. Торопыгин, В. Литвинов, В. Бут, П. Успенский, В. Деменков, В. Фролов — в газете «Ленинградский университет» опубликовала письмо «Организуем литературно-творческий кружок». «Необходимость создания литературно-творческого кружка особенно остро ощущается сейчас», — убеждали они (1949. 9 марта). И такой кружок (ЛИТО) был создан. В него, кроме подписавшихся под письмом, вошли многие. Среди них уже печатавшиеся в стенной и многотиражных газетах Н. Полякова, И. Ринк, Ю. Воронов, И. Масленников, М. Борисова, И. Фоняков, А. Рубашкин, А. Елкин, А. Гребенщиков, В. Ганшин, В. Нафтульев, В. Головинский и др. Здесь разворачивались горячие дискуссии не только вокруг произведений его участников, но и по крупным общелитературным проблемам, выступали профессиональные ленинградские писатели и поэты. В 1954 г. руководителем кружка стал поэт Л. Хаустов, а в 1956 г. почетным членом избрали О. Берггольц. Здесь был подготовлен сборник стихов «Разведка». Именно студенты-журналисты создали и вели выдающуюся стенную газету «Филолог», не однажды оказывавшуюся лучшей на университетских смотрах стенной печати. В. Ермолаев, О. Ханеев, А. Елкин, И. Масленников, Б. Непомнящий, Н. Емельянов вложили в это немало сил и затратили не одну творческую бессонную ночь. И многотиражная газета «Ленинградский университет» делалась главным образом руками наших студентов. Они были ее авторами, а Елкин и Масленников — оформителями. И не только. Как было сказано, одно время ее редактировали Бессонов и Ермолаев. Еще в студенческие годы Емельянов выполнял здесь секретарские обязанности, а в аспирантские — редакторами были Бережной и С.В. Смирнов. Главные общественные посты на факультете, как правило, оказывались тоже у наших студентов — членами партийного бюро были М.Н. Гуренков, А.А. Введенский, В.А. Алексеев, А.А. Максимов, Н.П. Емельянов, который еще несколько лет был и секретарем его. В студенческие годы я был избран в состав профсоюзного комитета университета и являлся его председателем, в аспирантские, как я уже сказал, — редактором университетской многотиражки, а после защиты кандидатской диссертации избран секретарем партийного комитета. Ю. Воронов и С. Игошин возглавляли комсомольскую организацию факультета. В. Кузин являлся секретарем организации курса, а ведь курс на филологическом факультете — огромный коллектив. А. Покровский, Н.Ермолович и С. Смирнов вели работу в профсоюзной организации факультета. В. Семенов, М. Эстерлис, М. Супонев и др. приумножали успехи университетских спортсменов. Б. Спасский демонстрировал впечатляющие достижения за шахматной доской не только на факультете, но и в городе, а в 1955 г. завоевал титул чемпиона мира среди юношей, стал гроссмейстером. Он установил также факультетский рекорд по прыжкам в высоту, который, пожалуй, не побит до сих пор, — он преодолел высоту в 175 см. Б. Фельд организовал «Клуб интересных встреч», массовые заседания которого не всегда могли вместить факультетские аудитории — приходилось поэтому переносить такие заседания в актовый зал университета.

Все они добились потом выдающихся результатов в различных областях деятельности, но прежде всего в журналистике. Воронов редактировал «Смену», «Комсомольскую правду», «Литературную газету», был ответственным секретарем и собственным корреспондентом «Правды» по Берлину, автором знаменитого цикла стихов «Блокада», за который ему была присуждена Государственная премия. Масленников — известный кинорежиссер. Елкин достиг многого как писатель и критик, возглавлял отдел в «Комсомольской правде» и был заместителем редактора журнала «Москва». Введенский — корреспондентом «Правды» по Ленинграду и на Южном полюсе, вел работу в комитете по авторскому праву. Торопыгин возглавлял отдел в газете «Смена», а потом — журнал «Костер» и Ленинградское отделение Союза писателей. Кузьменко, после успешного сотрудничества в ряде газет, был взят в отдел культуры ЦК КПСС, являлся автором серьезных литературно-критических монографий, написал докторскую диссертацию (кандидатом наук он уже был), но, к сожалению, смерть подкосила его перед самой защитой. Ермолович, вскоре начав в ленинградских газетах, стал сотрудником «Известий», где редактировал прилождение к ним еженедельник «Неделя». Он являлся собственным корреспондентом «Известий» в Чехословакии и Польше, а затем возглавлял в этой газете международный отдел. Активно работали в печати и являлись авторами книг поэтесса Полякова, литературный критик и писатель Елкин, исследователь публицистики Рубашкин, журналист Мархасев, поэт и публицист Фоняков, сценарист и режиссер, заведующий отделом культуры городского Совета трудящихся Витоль, исследователь творчества М.А. Шолохова и член редколлегии журнала «Новый мир» Литвинов, Покровский многие годы работает в «Правде». Спасский являлся победителем многих матчей и чемпионом мира, редактором шахматного журнала.

Для современных читателей, полагаю, будет небезынтересно узнать и о существовавших в то время порядках распределения наших выпускников, а заодно и об одной из форм работы на отделении.

Так как число выпускников было довольно ограниченным (1948 – 16, 1949 – 23, 1950 – 40, 1951 – 59 и т.д.), а потребность в кадрах была огромной, то на распределение приезжал специальный представитель сектора печати ЦК КПСС (потом его заменил заведующий сектором печати ОК КПСС) с заранее подготовленным планом. Вместе с представителями отделения (зав. кафедрами, общественных организаций) он приглашал на собеседование каждого выпускника, отдавая предпочтение семейным и отлично успевающим студентам, и предлагал то или иное место для его будущей работы. При этом сразу оговаривались условия: должность, обеспеченность жильем и др. Следует также иметь в виду, что каждый выпускник обязан был отработать по полученному назначению не менее трех лет (конечно, возникали причины, по которым такие требования не выдерживались, а со временем они все больше облегчались), в эти годы он считался молодым специалистом и его не могли раньше времени уволить, наоборот, должны были ему помогать, так сказать, доучивать. В связи с этим на отделении установилась традиция предварительных бесед с каждым выпускником. В таких беседах выяснялись пожелания к распределению. Но не только. Здесь выяснялись мнения и предложения выпускников, касающиеся работы отделения, совершенствования учебного процесса и т.д., что обобщалось и учитывалось в дальнейшей работе.

На отделении возникли и утверждались наиболее целесообразные формы и методы организации учебных и производственных практик, творческих занятий, общения со студентами. Для учебной практики использовалась многотиражная и даже стенная печать. На производственную же практику разъезжались тогда по всему необъятному Советскому Союзу. Перед этим предварительно запрашивались редакции: готовы ли они принять наших практикантов? Если да, то сколько, когда и на каких условиях? С Украинской республикой в первые годы по предложению ее руководства существовал особый договор, обусловливающий обязательное направление определенного числа наших студентов ежегодно, ибо здесь потребность в журналистских кадрах была особенно острой, а открытый в Киеве факультет журналистики полностью удовлетворить такую потребность был не в состоянии.

Университет оплачивал дорогу до места направления практиканта и обратно, выплачивал летнюю стипендию и, кроме того, выдавал еще какие-то суммы. Для помощи практикантам и проверки условий, в которых они оказывались, рассылали преподавателей и аспирантов. Размах таких проверок был огромен по масштабам. Так, один из моих аспирантских маршрутов пролегал через Ворошиловград, Сталино, Ростов-на-Дону, Новороссийск. Второй: Краснодар, Армавир, Орджоникидзе, Махачкала, Тбилиси, Ереван и через Каспийское море — Красноводск. Проверяющим оплачивали не только дорогу в оба конца, но и гостиницы, суточные.

Редакции обычно для практикантов резервировали (или сохраняли, так как летом отправляли своих сотрудников в отпуска) ставки или одну ставку делили на двоих. Если этого не случалось, то практикантов чаще печатали и выписывали им повышенные гонорары. Таким образом, после практики наши студенты возвращались, испытав и проявив себя на деле, полные богатых впечатлений и поддержанные материально. Для проверяющих такие поездки тоже были чрезвычайно полезны и именно тем, что открывали перед ними возможности познакомиться с организацией и методами работы различных редакционных коллективов, обогатиться собственными впечатлениями и, главное, очень хорошо узнать своих студентов не только по аудиторным встречам.

По предложению самих студентов на отделении организовывались защиты творческих результатов каждого практиканта. На таких «защитах» шло откровенное и заинтересованное обсуждение летних работ каждого. Позже такая форма была перенесена в группы, а вместо нее начали проводиться вечера «По родной стране». Здесь уже не только подводились итоги летних практик, но и, главным образом, делились впечатлениями о том, что увидели практиканты в своей возрождающейся после войны стране. Об одном из таких вечеров «По родной стране» тогда еще только первокурсник, а потом — известный ленинградский журналист И. Чурин писал в университетской многотиражной газете: «На Кавказе и целинных землях Казахстана, в Закарпатье и на Рижском взморье — где только не побывали минувшим летом студенты Ленинградского университета, проходившие практику в редакциях республиканских, областных и городских газет». Представив многих из них, он привел впечатления о практике И. Фонякова, который провел ее «за тысячи километров от бурного и своенравного Терека, там, где плавно несет свои воды красавица Обь, — в Новосибирске — этой жемчужине быстро растущего края...» «Народ в редакции, — делился своими впечатлениями практикант, — был исключительно хороший. Каждый старался нам чем-нибудь помочь. Работа, правда, была нелегкая: пришлось много ездить по районам, не раз и не два побывать в длительных командировках — ведь иногда нужные объекты находились на расстоянии нескольких сотен километров от Новосибирска. Мы приобрели ряд профессиональных навыков и — что, мне кажется, самое главное — полюбили этот суровый край. Смело могу теперь сказать: «Поезжайте в Сибирь! Потом не пожалеете» (Ленинградский университет. 1956. 27 сент.).

И выпускник Фоняков, коренной ленинградец, отправился именно в Сибирь, в уже знакомую новосибирскую газету. Там он стал не только публицистом, но и автором новых (до отъезда туда он уже имел одну) книг стихов и переводов, корреспондентом «Литературной газеты» по Сибири. Это, конечно, отсюда он вынес:

    Ты здесь поймешь,
    Где истина, где ложь.
    Победы — будут,
    И ошибки — будут.
    Ты двадцать раз свой выбор проклянешь.
    Решишь: «Уйду».
    И — не уйдешь отсюда.

Устанавливалась защита курсовых и дипломных сочинений.

Студенты-журналисты стали главными инициаторами создания межколхозных электростанций на малых реках Ленинградской области. Под лозунгом «Дать свет в колхозные дома» в 1948–1950 гг. в период летних каникул они формировали свои бригады и, преодолевая все неудобства и трудности, собственные неумение и усталость, корчевали пни, углубляли русла рек, рыли и цементировали котлованы для электроустановок. Все это одухотворялось высоким энтузиазмом, проходило в атмосфере трудового подъема и соревнования, может быть, подчас несколько наивной, но живой радостной романтики. После такого лета строители возвращались физически окрепшими, закаленными в физическом труде, гордыми своими результатами, находившими отражение в статьях, стихах и дневниковых записях. В стихотворении «На студенческой стройке» Торопыгин писал:

    Мы в котловане цепочкой шли,
    был прян настой жары,
    нам злей крапивы кожу жгли
    всю смену
    комары.
    Но каждый шел и каждый пел,
    работал — не грустил.
    И прогибался и скрипел
    под тачками настил.
    И в два ряжа, как в две руки,
    была взята вода.
    Мы потянули
    от реки
    к деревне
    провода...

В 1950 г. на такой стройке они даже выпускали свою многотиражную газету. Ее редактором был секретарь комсомольской организации филологического факультета Ю. Воронов — это была его первая большая и ответственная журналистская работа. О его же авторитете можно судить по дневниковой записи Виктора Головинского — юноши высоких моральных качеств и больших устремлений, несомненно крупного литературного дарования (почитайте его дневники и рассказы в его сб. «Лесная песня». М., 1961), к сожалению, безвременно погибшего: «Приди сейчас к нам Юра Воронов и скажи, что вот, ребята, необходимо сделать сегодня то-то и то-то. Это позволит завтра, например, прямо работать на отводящем канале. И ребята бы пошли, и такое бы сделали эти ребята, работая по колено в грязи и под дождем, что черти бы удивились» (Лесная песня. С. 66). Но не все было так просто и гладко...