Высшая Школа Журналистики и Массовых Коммуникаций

Захарченко Е. Трудная счастливая судьба

60 лет университетскому журналистскому образованию в России. 1946–2006. Ленинград — Санкт-Петербург, факультет журналистики СПбГУ. – СПб: Моби Дик, 2006.

Шквал самых искренних, сердечных поздравлений, телеграмм обрушился на него в день пятидесятилетия. Своего коллегу, друга, учителя поздравили преподаватели и студенты, факультета журналистики, редакторы ленинградских газет и журналов, друзья со всех концов страны. В его честь звучали пламенные речи, стихи, песни… В честь старшего преподавателя кафедры теории и практики партийно-советской журналистики факультета журналистики Алексея Яковлевича Гребенщикова.

Это необыкновенно богатый человек. Богатый душою, мыслями, друзьями. Наиболее близкими друзьями называет он Юрия Воронова, Михаила Гуренкова, Сергея Игошина, Анатолия Введенского, Бориса Фельда… Связывает их студенческая послевоенная юность, полная тревог, радостных надежд, труда, связывает многолетняя напряженная работа в газете «Ленинградская правда» – прекрасная школа журналистики и журналистского товарищества!», – не устает повторять Алексей Яковлевич. В этой газете много лет он был литературным сотрудником, заведующим отделом науки, вузов и школ, заведующим отделом партийной жизни, заместителем редактора… За годы практической журналистской деятельности он опубликовал более 800 статей, очерков, рецензий, обзоров печати, корреспонденции. Алексей Яковлевич – автор книги: «Оптимистическая трагедия» Всеволода Вишневского», брошюры «Партийная жизнь в газете», более 40 научных статей. Он – редактор и составитель книг «О публицистике и публицистах». «За творческое изучение марксизма-ленинизма» и других. «Он рецензировал множество книг своих друзей, благословлял в путь сборники их стихов. Друзья дарили ему свои книги с нежными, трогательными и веселыми автографами:

«Дорогой Алексей Яковлевич, Вам, человеку стойких партийных убеждений, дарю книгу с особым удовольствием. Дружески В. Кочетов. 21.9.1970».

«Дорогому Алексею в память о юности нашей и надежде на нерушимость нашего братства. Твой Олег Шестинский. 1968».

О книгах друзей он писал так, как жил, как живет, – сильно, трогательно, серьезно. Он и сам мог бы написать книгу. О своей жизни, бескорыстно отданной служению людям, современной литературе. Он не написал книги, но сделал свою жизнь такой, чтобы люди могли учиться по ней самому главному – счастью борьбы за гражданственность, партийность, честность, гуманизм. Нет, его жизнь не эталон всех добродетелей. Жизнь его – сложная, трудная, ведь люди, подобные ему, идут вперед с открытым, незащищенным иронией и скептицизмом сердцем. Идут с поднятым забралом, как настоящие рыцари слова и дела…

Гребенщиков страстно влюблен не столько в прекрасную литературу, сколько в трудную, сложную жизнь. Отсюда – его неуемная жажда общения с людьми, с городами. Он разглядывает, изучает, тревожится огородах, как о живых людях, – с огромными широкими площадями, задумчивыми парками, болезненными, грязными закоулками… Ни один отпуск не проводит он в уютной домашней обстановке– берет билет и едет туда, где еще не успел побывать.

— Представляешь?!, – восторженным возгласом встречает меня Галя Костюк.. – Представляешь!? Вот как сейчас ты идешь мне навстречу но коридору общежития, так вот в Омске, в августе – месяце отпусков и южных пляжей – по коридору редакции идет Гребенщиков! Я совершенно ошалела, сказать ничего не могу. А он мне так просто: «Здравствуйте! Приехал вот… Практику проверять…». Наши слов не могли найти от радости. А друзей у него оказалось столько, что никак отпускать не хотели. В Омске, оказывается, его ученики! Причем самые первые… Вот встреча была! Вспоминали, как он первые занятия вел.

А когда мы, студенты третьего курса, вернулись осенью из сельскохозяйственного отряда, Алексей Яковлевич при первой же встрече спросил взволнованно, тревожно: «Как? Трудно было? Но все равно хорошо, правда?.. Я вот тоже… Был в отрядах. Мы тогда строили Медведковскую, Михалевскую, Пожарищенскую ГЭС… Девчонки, помню, плакали, когда их не брали…»

Прекрасно то, что он дружит с местами, городами, в которых побывал хотя бы однажды. Прекрасно, что он любит студентов, порою действительно заменял им отца. Не все из них знают, что означало для самого Алексея Яковлевича остаться в тринадцать лет сиротой, один на один с блокадным Ленинградом, что означала для него одна из тысяч трудных дорог– дорога, по которой он вез на саночках мать. Хоронить… Не все понимают, почему он так любит сегодня стихи, песни о дорогах. Особенно ату, старую русскую: «Степь да степь кругом, путь далек лежит. В той степи глухой замерзал ямщик…» Песню о том, как, умирая, человек тревожится о родных людях, остающихся жить и продолжать его простую работу, как завещает он свою любовь, обручальное кольцо, коней, прощальные всепрощающие слова…

Да, что это за прекрасная книга была бы! Книга огромнейшей любви и утверждения жизни….

Когда я попросила Сергея Ивановича Игошина, для меня строгого, почти неприступного доцента кафедры радио и телевидения, назначить время и место встречи, чтобы поговорить об Алексее Яковлевиче Гребенщикове, он, человек, безусловно, очень занятый, ответил просто: «Приезжайте ко мне. В любое время. Можно сейчас».

Говорили мы с Сергеем Ивановичем долго. Я собралась уходить, когда раздался звонок, и в дверях остановился Гребенщиков. Мне сразу пришлось сознаться во всем – почему я здесь, почему буду задавать трудные вопросы. И тут же, чтобы не смущать преподавателя, перевела разговор на факультетские дела, на литературное объединение – ЛИТОЖ. Этим объединением уже много лет руководит Алексей Яковлевич. Четвертый год я в ЛИТОЖе, и одно могу сказать совершенно точно: еще ни разу на нашем заседании не было скучно. Разговор там шел о литературе, о любимых поэтах, писателях, о наших первых пробах пера. В этом году Алексей Яковлевич назначил меня старостой ЛИТОЖа, чему я обрадовалась и встревожилась; хватит ли сил, умения построить работу так, чтобы наше объединение стало дружной, боевой организаций? А пока Алексею Яковлевичу интересно, но трудно с нами.

Если вы думаете, что это очень субъективно, послушайте, как говорят о нем другие студенты. Например, Елена Тухканен. Ей стоило огромного труда оформить свои мысли более или менее логично: чувство восторга мешало ей, как и другим людям, рассказывать о Гребенщикове:

— Он необыкновенно говорит. За ним невозможно записывать, потому что это не лекции, а рассказы, очерки– яркие, цельные. Вишневского, Горбатова, Довженко он рисует не с помощью библиографических подробностей, он раскрывает суть идеи, которым подчинялось каждое движение их мысли. Это очень важно, потому что вычитать об этом нигде нельзя и никакая усиленная работа собственных мозгов не заменит импровизированных художественных очерков– отражения мудрости и вдохновенности его натуры… По-моему, каждый студент, мыслящий себя в будущем журналистом, обязан пройти через школу Гребенщикова, чтобы на всю жизнь заразиться противомещанской инфекцией– гражданственностью, патриотизмом, чтобы сделать свой первый большой шаг в жизни достойно и учить этому других людей.

Слова «я люблю», «мы любим» звучали часто на его юбилейном торжестве. Люди говорили ему, он – людям. Благодарил, слушался. Он говорил, говорил… Как отец и как трибун, постигший вечную силу живого слова. Но всегда оставалось и остается что-то недосказанное, выстраданное, необлеченное пока в слова. Наверно, это потому, что учитель неисчерпаем, что открывать его можно бесконечно…

Это еще предстоит нам.