Богословская Е. П. «ПОЭТОМ МОЖЕШЬ ТЫ НЕ БЫТЬ, НО ГРАЖДАНИНОМ БЫТЬ ОБЯЗАН»
Е. П. Богословская, спецкор газеты «Петербургский Час пик», выпускница факультета журналистики СПбГУ 1972 года
«ПОЭТОМ МОЖЕШЬ ТЫ НЕ БЫТЬ, НО ГРАЖДАНИНОМ БЫТЬ ОБЯЗАН»
Я поступила на факультет в 1967 году. Приехала в Ленинград. Это была мечта с самого раннего детства. Ленинград — это было что-то невообразимое — рай небесный. Когда я окончила школу в далеком казахском городке и поехала поступать в Алма-Ату, то просто струсила. И не поступила. Видно, была не судьба. И в 1967 году я приехала в Ленинград. У меня уже был опыт работы в газете, поэтому я шла вне конкурса. Это было время совершенно фантастическое. Потому что я, начитавшись, как пушкинская Татьяна, в своей глуши книг (а точнее, журнал «Юность»), наслушавшись Юрия Визбора, песни которого тогда звучали, мечтала, что буду строить какие-то голубые города. Это была оттепель, еще не кончившаяся тогда. Журналистика — это еще и профессия моей мамы, и я видела, что это какая-то созидательная профессия, то есть ты должен помогать.
Приехала. Поступила. И это был такой праздник, ощущение совершенно бесконечного, роскошного будущего. Когда театры, библиотеки, когда все открылось передо мной, когда можно было все. У меня был какой-то непреодолимый азарт.
На первом курсе мы проводили поэтические вечера с филологическим факультетом вместе. Причем тогда это ничего не стоило. Просто захочешь сделать, повесишь объявление, и пожалуйста. Еще я все время призывала всех выпускать альманахи. Дело в том, что мне до университета попался в руки альманах, он потом был не очень разрешенным. Там можно было почитать то, что в официальной периодике не найдешь. А в глубинку все именно так и доходило. В общем, после этого я все время мечтала какие-то альманахи выпускать. И один мы даже выпустили, что-то типа стенгазеты. Помню, кто-то на нем написал: «У вас много порывов, но что вы весь этот свой детский лепет излагаете…», а кто-то другой приписал: «добрый и завидующий старшекурсник». Вот так складывалась жизнь. У нас была прекрасная самодеятельность. На три курса старше нас учился Всеволод Богданов, который сейчас возглавляет Союз журналистов. И я помню, как он организовал университетские вечера, на которых мы делали капустники. Сева ставил эти капустники. Было очень смешно.
Образцом для факультета журналистики тогда был филфак. Там учился Аркадий Спичка, на каком-то славянском отделении. Он выпускал газету, которая называлась «Филолог». Тогда это была свободная пресса. Там писали рассказы, стихи. Газета представляла собой листы ватмана, расклеенные по стенам. Вот сколько стен есть, столько и газетных полос. Мы пытались это повторить. Мы делали газету «Журналист». Но, наверное, у нас стены были короче, и получалось у нас не очень. К сожалению, «Журналист» «Филолога» так и не переплюнул.
Лекции нам читали на филологическом факультете замечательные профессора. С великой нежностью вспоминаю преподавателей. Николая Петровича Емельянова, моего научного руководителя диплома. Я писала диплом по Салтыкову-Щедрину. И наши разговоры о судьбе журналистики в стране… Но в то время во всем было какое-то лукавство. Мы читали такие книги, как «Ленин и печать», «Маркс и печать», «Энгельс и печать», и вот такие нужны были дипломы. Когда я подумала, что я напишу диплом по Булгакову, мне сказали, что этого не нужно, чтобы я даже не думала. Тогда я вспомнила, что был же еще Салтыков-Щедрин, и по нему еще можно было писать. И мы с Николаем Петровичем все это обсуждали. Потом был совершенно замечательный преподаватель стилистики Кира Анатольевна Рогова. Эти занятия были просто праздник. Она приносила нам цитаты, и мы их разбирали. Тогда мы не знали, откуда они. А это были цитаты самых замечательных авторов. С ней мы ездили в Михайловское. Еще у нас был замечательный преподаватель Хазби Сергеевич Булацев, он был куратором нашего курса. Это был очень нежный, добрый человек, который по своей природе никого не мог «построить».
Закончился первый курс, потом были каникулы, я уехала в родной город, но и оттуда рвалась обратно. Я была далеко и только потом узнала, что в августе были события в Чехословакии. И тогда на факультете что-то начало меняться. Уже на втором курсе почему-то стало все гораздо тусклее. И потихоньку стали понимать, что никаких альманахов не будет. Наши капустники тоже закончились. И нужно было думать, как быть дальше. Так как те идеалы, какие были у меня, на факультете не поддерживались. Началась дисциплина. Я могу понять наших преподавателей в то партийное время, которые не могли развернуться. Я не знаю, что они думали на самом деле. Но говорить они должны были так, как говорит газета «Правда». И то, что сказала «Правда», то и правда, а все остальное было неправдой. Но думать нам запретить не могли. Я помню, на втором курсе, после 1968 года, у нас были уроки политграмоты. И когда все обсуждали, что же нам нужно, я, по своей великой глупости, встала и сказала, что для того, чтобы наша молодая жизнь была интересной, нам не хватает диспутов. И мне действительно не хватало диспутов. Потому что я знала, что в споре рождается истина.
Но я благодарна факультету. Вот чему нас научили, так это тому, что «поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан». Нас научили неравнодушию. Я ощущала, что была свобода, занимайся, чем хочешь. Была масса свободного времени, что хорошо для журналиста. Еще нас научили искать информацию. И если мне было необходимо что-то найти, то я знала, где и как я могу найти это. Факультет научил нас репортерскому мастерству. Я не собиралась быть репортером, я хотела быть аналитиком. Но когда я пришла в «Ленинградскую правду», то поняла, что журналист должен быть репортером. Научили тому, что журналист не может просто описывать окружающую его реальность, быть просто идеологом. Журналист-ский труд должен приносить пользу. И это была молодость. Это было время, когда казалось, что дальше все будет хорошо.
Огромным подарком и праздником было, когда практики вели у нас спецкурсы. Например, Алексей Яковлевич Гребенщиков, который работал в «Ленинградской правде», Михаил Николаевич Гуренков, который был редактором «Вечерки». Как только на факультете появлялся практик, человек, пришедший из редакции, от которого еще пахнет типографской краской, — это был настоящий праздник.
Тогда, как правило, на практику ребята не шли. И только те, кто начинал работать помимо университета, — они потом находили себя в газете. Мне помогло то, что я работала до университета, и то, что я пописывала на каникулах. А если ты учишься и не практикуешь постоянно, не пишешь куда-то и не знаешь, как заголовок придумать и как подпись поставить, как задать вопрос и как найти телефон, как пробраться куда-то, куда тебя не пускают, то ты не можешь называться журналистом.
