Сердобольский О. М. ДОЛГИЙ РОМАН С ЖУРНАЛИСТИКОЙ

О. М. Сердобольский, обозреватель по культуре федерального государственного унитарного предприятия «Санкт-Петербургский региональный центр ИТАР-ТАСС», выпускник 1966 г.

ДОЛГИЙ РОМАН С ЖУРНАЛИСТИКОЙ

Журналистом я решил стать еще в седьмом классе. В поселок Эгвекинот, где жила тогда наша семья, приехал из Анадыря спецкор «Советской Чукотки» Игорь Саркисян. Зашел к нам в школу, прочитал в стенгазете мое стихотворение «Северное сияние» и предложил стать нештатным корреспондентом окружной газеты. А стихотворение захватил с собой и опубликовал. Мне было 14 лет, когда я стал наборщиком в типографии нашей районки «Заря Севера», выходившей на русском и чукотском языках. Нагрянула проверка, и меня из типографии вытурили по малолетству, поскольку мне еще рано было дышать свинцом. Поступать в Ленинградский университет я отправился с рекомендацией газеты «Советская Чукотка».

Времена были хрущевские, для поступления в вуз требовался производственный стаж. А я к семнадцати годам уже успел, учась в вечерней школе, проработать два года радистом в районной конторе связи. Поступая на отделение журналистики филфака, я довольно легко, несмотря на «чукотское образование», выдержал вступительные экзамены, к тому же у меня была золотая медаль. Наш курс в год космического полета Юрия Гагарина был особенный: из пятидесяти студентов чертову дюжину составляли представительницы прекрасного пола. Это был прецедент: столько девчонок до 1961 года никогда еще не принимали на журналистику.

Я попал в университет в счастливую пору, когда лекции читали такие мэтры литературоведения, как фольклорист-сказочник Владимир Яковлевич Пропп, блистательный Георгий Пантелеймонович Макогоненко, посвятивший две «полнометражных» лекции анализу образа пушкинской Татьяны, интеллигентнейший Григорий Абрамович Бялый, чей спецкурс по «Бесам» Достоевского я посещал, уже закончив университет. Помню, как мы устроили овацию профессору Виктору Андрониковичу Мануйлову на его лекции по предмету «Введение в литературоведение». Кажется, в 1963 году мы отделились от филфака и стали самостоятельным факультетом, отвоевав пространство на первом этаже. Меня как младшего на курсе (большинство ребят уже отслужили действительную службу) мало кто воспринимал всерьез. Но пользу я все-таки приносил, поскольку аккуратно вел конспекты, и по ним сдавали экзамены многие мои однокурсники.

Все студенческие годы мы выпускали безразмерные стенные газеты «Журналист», которые занимали порой чуть ли не всю стену журфаковского коридора. Редактором и художником-оформителем был Валентин Майоров, будущий главный редактор «Вечернего Ленинграда», а на меня возложили обязанности ответственного секретаря. Среди наших активных корреспондентов был большой, веселый, шумный Юрий Рост, подписывавший свои материалы псевдонимом Х. Матвеев.

Большим событием в жизни нашего факультета был приезд знаменитого корреспондента «Комсомолки» Василия Пескова. Только что вышла его первая книга «Шаги по росе». Он выступал перед нами, рассказывал о путешествиях по стране. Одна студентка после встречи протянув блокнот, попросила у него автограф. Песков опешил: «Да что я вам, киноактер, что ли?»

Самое романтическое воспоминание тех лет — как мы в 1963 году выпускали в казахстанском городе Кокчетаве газету «„Степной маяк“ на студенческой стройке», являясь бойцами Ленинградского студотряда. Редактором газеты был мой однокурсник Валерий Корнев. Ну, а меня взяли на должность «секретаря-машини-ста». Но я тоже на равных со всеми ездил в командировки, сдавал полосы, фотографировал и сочинял стихи про целинную романтику. Тогда впервые я захватил с собой свою портативную пишущую машинку «Эрика», которая потом побывала со мной в командировках в ГДР, Италии, Франции.

На наши студенческие годы пришелся теперь уже легендарный диспут на тему «Отцы и дети». В это же время с курса, шедшего за нами, один студент бросил журфак и ушел в священники. Это было ЧП общеуниверситет-ского масштаба. Одно из самых памятных событий — похороны Анны Андреевны Ахматовой. В Никольском соборе я стоял у ее гроба, и помню ее восковое лицо с застывшим на нем выражением величественного покоя.

Тему дипломной работы я выбрал себе сам: «Михаил Кольцов — редактор „Чудака“ и „Огонька“». Незадолго до этого с имени этого великого журналиста, попавшего в мясорубку репрессий, было снято клеймо «врага народа». Собирая материал, я познакомился и вел переписку с сотрудником сатирического журнала «Чудак» писателем Виктором Ардовым. И были мы с моим однокурсником Мишей Холмовым, будущим профессором журфака, последними дипломниками у знаменитого «папы Хавина», читавшего у нас курс стилистики. Когда я, узнав от Ардова о печальном финале «Чудака», хотел посвятить этому эпизоду отдельную главу, осторожный Петр Яковлевич сказал: «Олег Михайлович, давайте красиво закончим университет. А эту историю приберегите на будущее, когда возьметесь за тему „Советская цензура и журналистика“».

Учась в университете, я был уверен, что буду очеркистом. С двух последних практик в петрозаводской молодежной газете «Комсомолец» привез несколько очерковых полос. И вообще собирался ехать туда по распределению. Но когда я получал диплом, в «Комсомольце» сменился редактор, заполнивший вакансию по своему усмотрению. Накануне распределения мне в ответ на мой запрос пришел из Петрозаводска отказ. Я был в полном замешательстве: что же мне делать? Мою судьбу неожиданно решил Юрий Шнитников, который вышел с собеседования как раз передо мной.

— Еду в Архангельск. Но мне предлагали место в ЛенТАССе. Так что, если хочешь, спроси. Там есть вакансия.

Так совершение случайно попал я на работу в Ленинградское отделение ТАСС. Старики-репортеры говорили мне: «ТАСС — могила неизвестного журналиста: тут все подписываются этими четырьмя буквами. Так что если хочешь сделать себе имя, то лучше бы тебе годика три-четыре здесь побегать, обрасти связями, набить руку и податься в большую газету».

Но со мной случилась другая история: как я четыре десятилетия назад пришел на Садовую, 38, так до сих пор в ней обитаю. И с удовольствием занимаюсь репортерством, что не мешает мне еще многое что делать. Довелось мне брать интервью у Дмитрия Шостаковича и Аркадия Райкина, записать воспоминания Карла Элиасберга о блокадной премьере Ленинградской симфонии Шостаковича, многие годы общаться с Георгием Товстоноговым, побывать в Стокгольме у великой детской писательницы Астрид Линдгрен, отыскать брата Тани Савичевой, которая оставила блокадный дневник о гибели всей своей семьи. К 100-летию ИТАР-ТАСС мы на пару с моим старинным другом и коллегой Виктором Ганшиным написали двухтомник «ТАСС уполномочен рассказать…», в котором вспомнили о наших старших коллегах, с кем довелось нам работать. Но это уже другая история.

Университетские годы всегда вспоминаю с добрым сердцем. Встречаясь с моим однокурсником, ныне доцентом журфака Валентином Ковтуном, обмениваемся информацией о наших общих знакомых. Раскидало наш курс по белу свету. Владимир Морозов оказался в Латвии, Юрий Девяткин — в Казахстане, Виктор Костин — в Белоруссии, Ушанги Хуцишвили вернулся в Грузию. И что самое удивительное: моя одногруппница Елена Петрова попала по распределению как раз в тот поселок Эгвекинот, откуда я приехал поступать в университет. Потом знакомые северяне прислали мне районную газету с ее заметкой обо мне. Она называлась «Алька-журналист».

Из всего пережитого я вынес твердое убеждение: долгий роман с журналистикой возможен только по взаимной любви.

АВТОРИЗАЦИЯ

Логин
Пароль
запомнить
Регистрация
забыл пароль