-Катя, какой возраст самый лучший?
- Тот, в котором находишься
_________________________________________
Катя Казбек
Ястреб без головы
Ей 25, к этому времени она окончила школу дизайна Parsons в Париже и Нью-Йорке, а сейчас — студентка магистратуры Оксфорда по специальности «литературное творчество». Но знаменита не этим. Катя пишет роман и рассказывает о современном понятии уважения, о патриотизме тех, у кого нет дома, о людях внутри нас и вокруг нас.
___________________________________________-Расскажи немного про свою специальность
- Я учусь на писателя, но, понятно, что не все выпускники ими становятся. Кто-то сам идет учить литературному творчеству, кто-то работает в издательствах, в кино, на радио. Мой план: закончить и издать роман. Посмотрим, что получится.
- Как тебе учеба, здорово?
- Больше всего мне нравится то, что тебе не дают остаться при своём, постоянно заставляют развиваться, выходить из своей зоны комфорта. Я изначально собиралась концентрироваться только на прозе, но у нас каждый раз нужно выбирать задание в новом жанре. Так что я теперь всё пишу, даже стихи.
Не очень нравится то, что программа очень разряженная. Мы приезжаем в Оксфорд раз в три месяца, рассказываем о своих успехах, проходим трехдневный интенсив, где семинары и лекции с утра до ночи буквально, а потом разъезжаемся по домам, где каждый работает над своим проектом. Вообще это очень правильное устройство программы для того, чтобы оставалось время работать над текстами. Мне нравится в Москве, тут хорошо пишется. Но как только отдаляешься от Оксфорда, мотивация падает, и приходится самому себя дрессировать. Я очень недисциплинированная, мучаюсь. Поэтому стараюсь погружать себя в писательство всеми возможными способами: пошла на курсы, с приятелями завела воскресный литературный кружок.
- Над чем ты сейчас работаешь?
- Первый большой проект — сценарий для фильма про современного петербургского подростка, который понимает, что он гей и не знает, как с этим жить. Вокруг, естественно, гомофобные настроения, стена человеческого непонимания… Вообще, у меня есть еще несколько начинаний и идей, я стараюсь себя не ограничивать. У меня нет проблем с нехваткой вдохновения. Но тема ЛГБТ для меня очень важна, я считаю, что у тех, кто принял сейчас этот закон о запрете пропаганды, руки в детской крови. В России самый высокий по Европе процент детских самоубийств, и хотя соответствующей статистики нет, я, как недавний подросток, знаю, — чаще всего сдохнуть хочется, потому что ты не такой, как все, и тебя никто в мире не понимает.
- Многие пишут о геях, но это выходит как-то … карикатурно
- Для меня очень важно что-то делать, чтобы попытаться изменить общественное мнение об этом, я хочу бить об этом в колокола, хочу достучаться, чтобы все знали, какие круги ада проходят эти люди. Поэтому давайте не будем намекать на девиантность. Быть геем — нормально. Так я об этом и пишу.
- Писатель, так или иначе, несет в текстах свое мировоззрение, наверняка, ЛГБТ у тебя — только элемент чего-то более глобального, так?
-Моя основная тема — человеческая слабость. В какой-то мере это как раз то, что могло бы научить читателей в России быть терпимее к посторонним. Я считаю, что все мы раненые люди с разным набором положительных сторон. И когда я вижу других в их дурных проявлениях, понимаю, что именно надломами они похожи на меня. И вот так, когда нет черного и белого, в серых зонах, становится очень легко понимать людей и быть к ним снисходительней. Это не значит, что я Ганди, я очень противная девица, и не дружу с теми, кто мне не нравится. Но по умолчанию я ко всем отношусь хорошо. Об этом принято говорить, орудуя термином “уважение”, но по мне “уважение” — для рэпперов и бандитов. Я бы лучше говорила, что ко всем отношусь гуманно. И вот персонажи мои такие же: слабые, потерянные, готовые сделать шаг в бездну. При этом, я стараюсь сделать так, чтобы к ним читатель испытал эмпатию. А научившись любить героев, может, и с людьми сможет так же?
- Ты намерена пробовать выпускаться в России?
- Да уж, мы с друзьями смеялись, что на нынешнем фоне я автоматически становлюсь диссидентом в России. Вообще, я все-таки думала, что закончу работу на английском и буду сотрудничать с англоязычными издателями
- Тебе легко создавать своих героев?
-Я создаю персонажа, он выходит того или иного пола, я придумываю, какого у него цвета волосы, какие джинсы он носит и кого он мог бы любить — все же человеческие отношения в центре всего. Каждый сюжет строится вокруг истории великой любви. И вот тут ключ: я думаю, что если я все правильно напишу, то у людей, у которых есть сердце, просто не будет выбора. Они врастут в главных героев, так их полюбят, несмотря на все слабости, переживут с ними все трагедии, что потом им будет все равно, с кем эти герои сексом занимаются. Я хочу быть писателем, который что-то изменил для отдельно взятых людей, дал надежду, сделал терпимее, в чем-то лучше. Ну или хотя бы просто развлек, тоже считается.
- Чем ты занимаешься помимо писательства?
- В декабре 2011 года мы запустили проект RUSSIALIZE — это блог на английском и французском языках, эдакая самиздатовская альтернатива прокремлевским иноязычным изданиям, чтобы освещать события в России для иностранцев. Хорошая инициатива, но требует много сил. А мы в один момент поняли, что гораздо полезней будет сконцентрировать свои усилия на делах внутри страны. Доказать бабушке в Мурманске, что власть в России сгнила — гораздо сложней, чем то же самое набросать в паре пунктов иностранному либералу. Мы всё пытается придумать, как информацию на бабушек направить, но дело почти непосильное — надо к каждой отдельно на чай с вареньем ходить. Зато параллельно я участвую в разных проектах в рамках теории малых дел, которые должны по крохе менять Россию. Сосредоточиться решила на культуре — это мне ближе и понятней.
-А однокурсникам рассказываешь о России?
- Все знают, что в России всё плохо, абсурдно и третий мир. Но подробностей не знают. У меня, конечно, немного жуткое ощущение, когда я в очередной раз кому-нибудь рассказываю про то, как менты просто так избили моего друга в Питере или журналиста Кашина в Москве — байки из склепа какие-то. Но почему я должна врать и идеализировать? Ради чего? Я, в принципе, безродный космополит, куча кровей, кучу адресов по миру сменила, понятие “родины” как для многих западных ребят моего поколения размыто абсолютно. Плюс, у меня очень своеобразное восприятие “патриотизма”, я считаю, что это концепция, ловко орудуя которой правительство делает из жителей страны пушечное мясо, на войне и в мире. К России у меня какая-то нежность есть, я желаю ей свободы, но просто потому что это страна, где я детство провела, и я её понимаю лучше других. Поэтому я обличаю российскую власть, плачу от российской нетерпимости, горюю об утраченных надеждах на Россию — и продолжу так делать. А если по справедливости — то о России мало чего хорошего можно сейчас сказать. Пушкин всё-таки давно умер.
- Представление о патриотизме сейчас склоняется на все лады. Кто-то идет под имперским флагом, а кто-то стучит в барабаны на площадях. Что, по твоему мнению, происходит?
- По-моему, понятие патриотизма устаревает вместе со всеми выцветшими идеологиями. В современном мире ни у кого нет дома. Есть другое, куда более важное понятие— происхождение, что ли?... Вот это и есть самое главное. Страна — это какой-то призрак, который на войне нас кидает под пули, а в мирное время — под жернова порядка.
Про потерю родины и отчуждение я тоже пишу. Но, наверное, это то, что в двух строчках не передашь, а надо, чтобы читатель чувствовал внутреннюю ситуацию и понимал.
-Какие страны ты повидала и где хочешь жить?
- Я много где была, кроме Москвы я успела довольно долго пожить в Нью-Йорке, Париже и Лондоне. И вот сейчас пытаюсь понять, где я хочу жить дальше? Пока не знаю. Пожалуй, лучше всего мне было в Нью-Йорке. Потому что это город, где все возможно.
